Поэтому восемь смолек (две из которых, правда, были на последних месяцах беременности) явились для гридей настоящим подарком судьбы. Смольские молодки, если и были в этом смысле чуть сдержанней, то самую малость. Собственные мужья от долгого сожительства давно утратили для них большой интерес, и теперь каждая с тайным вниманием рассматривала издали возможных ухажеров.
В VIII веке нравы в черноморских степях не отличались большой строгостью. Для кочевых хазар уложить в постель с гостем-иноземцем свою жену вообще было в порядке вещей. Считалось, что чужая кровь отважного, крепкого здоровьем путника, влившаяся в их род, может пойти только на пользу. Жен степных словен никто к такому не понуждал – они сами вольны были делать свой выбор. Более того, до появления у них одного, двух, а то и трех детей эти словенки сами себя считали полумужними и легко могли уйти к тому, кто готов был о них лучше позаботиться. Конечно, не все мужчины смотрели на это сквозь пальцы, порой дело доходило и до кровопускания нерадивым женам. Но там, где смелых, сильных парней было в несколько раз больше женщин, ревнивцев стремились успокаивать всем «обчеством» – мол, настоящему молодцу никакая жена изменять не будет, а если не молодец, то сиди и не рыпайся.
Вот и простояли неделю две ватаги, не сливаясь в одно целое и в то же время почти все высмотрев и выведав о возможных новых избранницах и избранниках.
– Смотри как бы до смертоубийства дело не дошло, – счел нужным предупредить князя Корней.
И действительно, едва прошли после объединения первые братские объятия и восторги от прибытия навезенных припасов, как уже самые нетерпеливые гриди стали делить между собой новых молодок, не обращая внимания на их мужей.
Гриди объездной дружины представляли собой отборных воинов, все ростом никак не ниже 8 вершков (178 см), что на фоне средне- и низкорослых смольцев особенно бросалось в глаза. Все грамотные, много где побывавшие, готовые через год-два стать сотскими и хорунжими, они даже на войсковых бывалых бойников смотрели сверху вниз, а чего уж говорить об ополченцах из крепостных гарнизонов.
Разумеется, столь бесцеремонное отношение не могло не вызвать сопротивления. Шестеро мужей-смольцев затравленно оглядывались вокруг, сжимая рукоятки ножей и кинжалов. Дарник попытался навести порядок сначала словом, а потом при первой стычке, схватив лепестковое копье, огрел его древком двоих или троих чересчур горячих молодцов.
– Да мы что? Да мы ничего? – оправдывались гриди. – Это наше законное право: добыть себе жену в честном поединке. Пускай, если хотят, берут оружие и выходят на бой, хоть на мечах, хоть на кулаках, хоть на чем угодно!
Все, замолчав, ждали, как рассудит князь, – уж больно неравными выглядели эти предложенные поединки между великанами и коротышками. Но у Дарника имелся заготовленный на это ответ:
– Ну что ж, поединок так поединок. Вот только как уравнять ваши силы?
– А прикажи нам биться одной рукой, мы и одной рукой управимся с ними, – гридь-айдарец Твердята знал, о чем говорил. Глядя на его руки толщиной с ногу любого из смольцев, мало кто сомневался, что он сумеет с каждым из них управиться и одной правой или левой.
– Я думаю, нужно выбрать такой поединок, в котором никто никогда не участвовал, – продолжал рассуждать князь. – И чтобы в нем нельзя было покалечить друг друга… Я объявляю кутигурский бой.
