– Алё, Женю будьте любезны.
– Его больше нет, – ответил мягкий женский голос.
– Что значит: «больше нет»?
– Его убили.
– Как?
– Не знаю, нашли в лесу с отрезанной головой.
– Когда?
– Неделю назад год был.
– Простите, а вы?..
– Я его дочь. А кто беспокоит?
– Я его коллега… приятель… Алексей. Коврин.
– Простите, я вас не помню.
– Да, мы с вами не знакомы… уфф… Как вы смотрите на то, чтобы нам встретится, пообщаться с глазу на глаз?
– Зачем?
Коврин не знал ответа на этот вопрос, предложение он выдвинул, не думая, руководствуясь исключительно репортерским рефлексом. Однако промедлил он только секунду:
– Как я вам уже говорил, я коллега вашего отца… так вот, сейчас я пишу книгу о неординарных людях нашей профессии, в частности – о вашем отце. Теперь, поскольку его нет в живых, я просто обязан подготовить о нём отдельную главу. Буду бесконечно благодарен вам за любую информацию о нём…
Коврин мысленно похвалил себя за натуральную тревогу в голосе – его тенор звучал прерывисто и мрачно. Женский голос помолчал несколько секунд, а затем почти шёпотом произнёс:
– Хорошо. Я смогу встретиться завтра с вами. Положим… в пять часов…
– Где?
– Давайте встретимся около консерватории, прямо у памятника. Вас устроит?
Коврину очень не хотелось тащиться в центр Москвы в час пик, да ещё после утренней слежки за Сашей, но, прикинув, что девушка может закапризничать и вообще отказаться от встречи, поспешил выпалить: «Да».
Положив трубку, Коврин возбужденно заходил по комнате. Надо же – убили Крюкина! За что, интересно?.. В политику он, вроде, не лез. Странно. Такой был тихий сумасшедший, повёрнутый на эзотерике и прочей чепухе.
Захотелось есть. Пошарив по кухне, Коврин обнаружил, что еды в доме не осталось совершенно. Даже хлеба. Придётся идти обедать в бар. Коврин нехотя оделся и медленно побрёл привычным маршрутом, не тратя силы на обхождение луж. По пути он несколько раз кивнул приветствовавшим его прохожим, отметив, что не узнаёт их.
Коврин занял любимый столик в дальнем углу. Из-за барной стойки Коврина поприветствовал бармен Николя, повертев в воздухе литровой бутылкой текилы. Коврин в ответ продемонстрировал ему свою ладонь. К столику подбежал знакомый официант Сергей – худой и высокий шустрый парнишка лет двадцати двух:
– Добрый вечер.
– Привет, Серег, как жизнь?
– Зашиваемся, все болеют, а мы втроём тут, да ещё девчонка неопытная. И это на весь зал. Ну, чего будешь?
– Давай мне бифштекс с картошкой фри, салат какой-нибудь, и пока это всё готовиться будет, давай мне коньячку грамм двести.
– Коньяк как обычно?
– Да.
Коврин вальяжно развалился и закурил. Сквозь табачный дым и полумрак он отвлечённо наблюдал, как к барной стойке подошёл крупный мужчина в длинном чёрном плаще и шляпе, глубоко посаженной на глаза. Николя налил ему водки, тот выпил. Они перекинулись парой фраз, после чего бармен коротко кивнул и снова наполнил рюмку, которую мужчина подхватил двумя пальцами и направился в зал. Коврин с неприятным удивлением отметил, что мужчина уверенно держит курс прямо на него. Подойдя вплотную к ковринскому столу, мужчина, не сказав ни слова, резко отодвинул стул, сел и опрокинул содержимое рюмки в себя, глубоко запрокинув голову назад. Коврин почувствовал себя неуютно.
– Коврин Алексей Павлович? – хриплый баритон прозвучал угрожающе.
– Положим… но… что вам… что вам нужно?
– Мне нужно, – баритон взял паузу, пока его хозяин достал трубку из кармана, набил её табаком и закурил, обдав Коврина приторным дымом, и только затем продолжил: – Мне нужно набить тебе бока, Ковёр дырявый!
