Словом, проделывали то, что один из удачно проникших на мхатовский «ночник» репортеров назвал «шутками богов».
К сожалению, просуществовав немногим более месяца, весь этот весело обживавший перцовское подполье балаган прервала не на шутку разыгравшаяся стихия. Весной 1908 года воды широко разлившейся Москвы-реки залили подвал. И перепуганной «Летучей мыши» пришлось искать другое пристанище. К тому времени, когда к 1915 году нужное нашлось в специально для того приспособленном подземелье дома Нернзее (Б. Гнездниковский переулок, д. 10), «Летучая мышь» заметно возмужала. Под руководством талантливейшего Никиты Балиева она превратилась в полноценный, самостоятельный театр доселе невиданного в России легкого, сатирически-пародийного жанра, из которого развился почти весь нынешний музыкально-разговорный жанр на эстраде.
«Бубновый валет» как предчувствие
Пока балиевская «Летучая мышь» еще скиталась по Москве в поисках постоянного пристанища, их прежний подвал обрел совершенно иной вид. По распоряжению хозяина помещение отремонтировали, превратив в прекрасный танцевальный зал. Однако дух творческого новаторства, который, похоже, вселился в «модерновый терем», когда он находился еще на стадии проекта, никуда не делся. А впрок снарядив «Летучую мышь» новыми театральными идеями, переместился из подземелья под крышу. Там, в студийных мастерских московского «Монпарнаса», только и спорили, что о наступлении Серебряного века в искусстве. И жарче всего – о рождающемся буквально на глазах новом течении в отечественной живописи, очень скоро нареченном «русский авангард». Самым упоминаемым при этом стали тогда работы целой группы художников, самодеятельно объединившихся в сообществе «Бубновый валет».
«Валеты» оказались довольно бойкими, дерзкими в поисках новых форм ребятами. Их выставленные в 1910 году на всеобщее обозрение модернистские, порой полные откровенной эскапады картины шокировали публику. И прямо-таки взбеленили приверженцев академической живописи. Правда, матерые, то есть уже с именем «валетовцы», вроде Петра Кончаловского или Ильи Машкова от этой скандальной славы только выиграли. А вот еще совсем молодым Роберту Фальку, Александру Куприну и Василию Рождественскому досталось по полной. Буквально накануне окончания их – в ту пору еще студентов Московского училища живописи, ваяния и зодчества – отчислили за «изобразительное хулиганство»…
По странной прихоти судьбы
А может, по ее еще не познанным законам, но спустя четверть века все трое, став соседями по мастерским, воссоединились не где-нибудь, а именно под крышей бывшего дома Перцова. Однако сначала тому предшествовали радикально перевернувшие страну события. Причины их уходили корнями в социально-экономические глубины общества. А кое-какие отчетливые следы зарождения бури можно было отследить даже по соседству за Волхонкой. Речь идет об уже ранее упомянутой 1 – й московской гимназии. Первоначально она вполне умещалась в строении номер 16. Но затем, постепенно разрастаясь, заняла почти квартал. Этот сугубо пространственный рост гимназии шел бок о бок с неизменно высоким уровнем подготовки ее питомцев.
О тех, кто хотел как лучше
В середине XIX века из стен этой кузницы отечественной интеллектуальной элиты вышли основатель отечественной драматургии А. Островский, историк С. Соловьев, академик И. Артабалевский. Начало нового XX века подарило будущих классиков советской литературы Илью Эренбурга и поэта Владимира Луговского (отец последнего в 1910-х годах служил в этой гимназии преподавателем литературы и инспектором старших классов).
