При всей внешней враждебности и мрачности Василию это место нравилось. Было в нем что-то очень старое, правильное. Ему всегда казалось, что места веры должны быть именно такими, а не цветными и разукрашенными. Однажды он высказался об этом вслух. Окружающие на него зашикали и обозвали еретиком. С тех пор свои предпочтения в религиозной архитектуре он держал при себе.
Когда эту церковь построили, никто точно сказать не мог. О ней вообще мало кто знал, постоянных прихожан у нее не было. Поэтому атаман Борис Смехоченко, также известный как Резчик, решил устроить свою летнюю резиденцию именно там.
– Вась, иди пока сам, – с трудом выдавил Анвар. – Я скоро тоже буду, только передохну тут…
Утро у татарина было тяжелое. После тяжелого самогона и колбасы спорной свежести он приобрел желто-зеленоватый оттенок кожи и то и дело хватался за живот. Василий сочувственно ухмыльнулся, взвалил на плечи мешки и пошел вперед.
Ворота были не заперты, петляющая дорожка вела к крыльцу. Там сидел округлый поп с кустистыми седыми бровями и широкой улыбкой. Хозяин был под стать месту – старый и странный.
– Привет, Вася! – пробасил он. – Давно не виделись.
– Привет, отец. Как дела у вас?
– Хорошо дела у нас, хорошо. Топорами трудимся, Божьи дела исполняем.
– Это какие же дела такие?
– Если такое спрашиваешь – значит, не надо тебе спрашивать.
Поп глубокомысленно ткнул пальцем в небо. Как собеседник он Василию не очень нравился.
– Где начальство мое?
– Там, у себя сидит. Передай, что я от него Псалтирь обратно жду!
За церковью располагались огород, хлев, колодец и маленький дом. Жить там, вероятно, должны были послушники, но в забытом месте таких не имелось.
Сам атаман согнулся над грядкой и размеренно работал мотыгой. Сутулый, худощавый, с редкими седыми волосами, в простой рабочей рубахе, Резчик выглядел как обычный усыхающий старик. Особенно на фоне сидевшего рядом гиганта в сером засаленном сюртуке, с косыми плечами, рыжей бородой и блестящей на солнце лысиной – Кузьмы Пушкаря.
Василий тихо вздохнул. В последние дни ему везло на неожиданные встречи с коллегами.
– Чего сажаешь, атаман?
– Здесь морковку, там вон огурцы, – не поворачиваясь, ответил Резчик. – Земля здесь хорошая, все растет.
С размаху воткнув мотыгу в землю, Резчик потянулся и зевнул. Старческое лицо покрывали морщины и шрамы, но примечательнее всего были его глаза – большие, водянистые, голубые. Они всегда смотрели куда-то очень глубоко, будто под кожу.
– А чего вола своего не запряг? – Василий кивнул в сторону Кузьмы.
Пушкарь только показал зубы – то ли в улыбке, то ли в оскале.
– Он уже свое отработал, припасы мне из города привез. – Атаман посмотрел на мешки. – А ты чего притащил? Не обманул нас секретарь?
– Не обманул, взяли…
– Да тихо ты! Не здесь, пойдем в дом.
Жил Резчик скромно – в комнате его богатство выдавали только иконы в позолоченных рамках и большой сундук в углу. Атаман вытянул из-под лавки старую кавалерийскую саблю и вскрыл один мешок. Вытащил слиток серебра, придирчиво осмотрел, взвесил в руке.
– Приличное, да. Как прошло, рассказывай.
– Как ты говорил. Приехали в село, на следующий день в лес пошли, там еще два дня прождали. Потом конвой поймали – просто карета, один солдат охранял. Он не дурак оказался, драться не стал. Забрали товар, закопали, отсиделись у реки. Два патруля видели, но не попались. Потом вернулись, еще день прождали и поехали обратно.
