– Что вы сказали? – тихо переспросил Гален. – Повторите…
– Я высказал свое мнение о вашем выборе украшений, – безмятежно ответил Энтони. – Он делает честь вашему вкусу, хотя и не слишком оригинален. Это единственное, что я могу ответить на ваш вопрос. Что же касается завтрашнего дня, то перед тем, как что-то решать, я хотел бы знать общий план наступления.
– Вы сомневаетесь, что он у меня есть? – углы рта у генерала дрожали, но он пока держался.
– Нисколько… – Бейсингем пожал плечами и как можно любезнее улыбнулся: – Кстати, у меня он тоже имеется.
– Это неважно, – темные глаза, наконец, вскипели бешенством, толстый карандаш в смуглых пальцах переломился, и резкий треск ударил в тишине, как выстрел. – Планы есть у всех. Но выполнять мы будем мой, потому что армией командую я. А вас ваше мнение – по любому поводу – попрошу держать при себе. Ясно? Хватит болтать, все устали и голодны.
В палатке стало еще тише, если это вообще было возможно, и эта тишина обозлила Бейсингема даже больше, чем наглость цыганского генерала. Вот, значит, как он тут всех выстроил по линеечке! Энтони еще более безмятежно улыбнулся и с легким поклоном – так, словно разговаривал с хорошенькой, но не очень умной дамой, проговорил:
– Что ж тут неясного? Вашей армией командуете вы. А моей армией командую я. И, как вы справедливо заметили, все устали и голодны. Поэтому мы с моими офицерами сейчас пойдем ужинать. После этого я готов встретиться с вами для обсуждения плана наступления в любое удобное для вас время. Идемте, господа!
Он еще раз поклонился и вышел из палатки.
Поздно вечером, отужинав и проверив лагерь, Бейсингем скинул, наконец, сапоги и уселся у костра с кружкой горячего вина. Даже ругаться, и то уже не хотелось. Сразу после ужина его посетил генерал Лебель, тот самый носатый балиец, пожалуй, наиболее толковый из всех их военачальников. Лебель сообщил Энтони то, что герцог не успел узнать перед советом. Балийский герцог выступил в своем амплуа и во всей красе. Галену было высочайше заявлено, что трогарская армия подчиняется ему на тех же основаниях, что и балийская. Энтони, естественно, об этом не сообщили, поскольку существовало сие условие лишь в голове Его Светлости Марренкура. Как бы то ни было, кампанию он начал с того, что переругался с союзным командующим – превосходное начало, лучше просто не бывает!
А с другой стороны – может, и неплохо, что он осадил «цыганского барона» с самого начала. Все равно бы пришлось схлестнуться… Бейсингем усмехнулся: может ли случиться, что после такого тычка носом в кучу навоза цыган сменит аллюр? Если не очень умен, то не сменит, а если умен… но ведь он еще и горд безмерно! Да, трудное у него положение. Интересно, он собирается посылать за Энтони, или решит поиграть в «обойдусь без тебя»?
Герцог немножко подумал, как будет действовать, если союзный командующий все же станет демонстрировать оскорбленное достоинство, и налил еще вина, твердо решив допить эту кружку и отправляться спать. Но тут появился даже не порученец с приглашением, а генерал собственной персоной, легок на помине. Гален шагал мимо костров, явно направляясь к нему. Бейсингем велел костровому отойти, прислонился к камню, возле которого сидел, принял изысканно-ленивую позу и полузакрыл глаза, смакуя вино. Командующий союзников подошел и молча уселся рядом. Воспитание, однако! Ну, пришел, и что теперь?
