Тот взял его и опять усмехнулся.
– Я вижу, ты, как и раньше, чужда условностей.
– А ты, как и раньше, думаешь только о работе. – Она резко отвернулась и вернулась на свое место.
Марк сел рядом, затем чуть наклонился вперед, упершись локтями в колени. Стакан он держал прямо перед собой.
– Так ты сделаешь это? – Он заглянул ей в глаза.
А она молчала. И ведь он даже не пытался ее уговаривать. Ему это не требовалось, ибо он излучал обаяние, не прилагая к тому никаких усилий. И он прекрасно это знал.
Николь мысленно выругалась. О, сегодня этот проклятый карьерист был даже красивее, чем десять лет назад. Он был таким же высоким, широкоплечим и мускулистым, обладал пышной темной шевелюрой и большими темными глазами, светившимися надменностью и острым умом. Только нос, пожалуй, стал немного другим. Идеально прямой десять лет назад, он приобрел горбинку, словно его ломали – раз или даже два. К несчастью, это небольшое несовершенство лишь добавило ему очарования. А его проклятые губы были, как и десять лет назад, преступно красивыми. Николь помотала головой – словно старалась отогнать подобные мысли.
Сделает ли она это? Черт, черт, черт! Какое право имел этот надменный сукин сын вернуться в ее жизнь и требовать от нее чего-то? Она ему абсолютно ничего не должна. Тем не менее кое-что ей требовалось взамен. То, что мог дать ей только он. Похоже, ей представлялась идеальная возможность это получить.
– Я подумаю, – сказала она, поглаживая указательным пальцем край бокала. – Но если соглашусь, лишь при одном условии…
Будь она проклята! Николь наотрез отказалась сказать ему, о каком условии шла речь, и отправилась к себе в спальню – переодеваться к своему чертову ужину. Сидя в гостиной с полупустым бокалом бренди, Марк обдумывал ситуацию. Николь явно наслаждалась своей властью над ним. И ее нельзя было за это винить. Он бы на ее месте тоже наслаждался. Марк вспомнил, как она выглядела в бриджах, обтягивавших ее словно вторая кожа, и его собственные брюки вдруг стали ужасно тесными. О дьявол! Он прибыл сюда вовсе не для того, чтобы мучиться от похоти, глядя на эту женщину. Он приехал, чтобы просить ее о любезности, вполне обоснованно подозревая, что в ней ему будет отказано.
Николь велела ему прийти на следующий день вечером, и тогда она озвучит свое условие. И она не предложила ему остаться в ее доме. Впрочем, Марк все равно бы отказался. Он заранее снял комнату в городской гостинице, не зная, как его примут (и примут ли вообще). Возможно, он уже сейчас мог возвращаться в Англию, так ничего и не добившись. И тот факт, что она не сказала сразу «нет», уже можно было считать маленькой победой. Но ее условие не давало ему покоя.
При мысли об этом Марк стиснул зубы. Чего же она может от него потребовать? Чтобы он держался от нее подальше, после того как получит назначение? Но ведь он и так десять лет ее не беспокоил… И она знала, что и на сей раз с этим проблем не будет. Может, увеличить ее содержание? Но эта женщина и так богаче, чем большинство английских и французских дам. Он выделил ей щедрое содержание, к которому она, между прочим, не притронулась. Нет, едва ли речь шла о деньгах.
Единственное, что приходило ему в голову, – это развод. Марк никогда не позволял себе даже рассматривать такую возможность. Он не считал развод необходимым. Развод – это неизбежный скандал и позор для них обоих. К тому же они оба и без развода вели вполне счастливую жизнь. Но, может быть, Николь влюбилась и хочет выйти замуж за своего графа? Если так, она вполне могла потребовать развода.
