Мой бодипозитив. Как я полюбила тело, в котором живу - страница 10

Нам было неплохо, насколько это вообще возможно в трейлере. Каждому досталась отдельная спальня, у нас были две ванные комнаты, подвесной кондиционер-моноблок в окне охлаждал нас в жару, а в комнатах были вентиляторы. Жить на природе, посреди поля, было приятно, но иногда к нам в гости заглядывали мыши и тараканы. Это был простой и уютный период нашей жизни. Я обожала собирать жимолость, отрывать стебелек, на котором держались лепестки, и высасывать сладкий нектар. Когда над ближайшей рощей сгущались сумерки, я часами наблюдала за тем, как кружатся искорки пронзительно-зеленого света. В теплом вечернем воздухе танец светлячков был действительно волшебным зрелищем. Мы с Тадом ловили их в банки, только для того, чтобы посмотреть на них. Ты воспринимаешь светлячков как нечто обыденное, пока не переезжаешь туда, где их нет.

Я каждый день наведывалась к дедушке и бабушке и облизывалась на домашние вкусности из Южной кухни, которые готовила бабушка (мы называли ее Ма-Ма). Куриные клецки с каролинскими бобами, бататом и булочками. Насыщенная углеводами сливочная вкуснятина, идеальная пища для заедания проблем. От этих блюд у меня всегда возникало ощущение нежных объятий – я уверена, что это немало повлияло как на мою любовь к еде в принципе, так и на мою объемную задницу.

Проводить время с Ма и Па было весело, помимо тех случаев, когда у меня были неприятности. В зимнюю пору мама предпочитала наказывать нас, отправляя собирать орехи-пеканы в саду. Дерево с пеканами было гордостью моей семьи – его посадила моя прабабушка. К сожалению, оно не пережило ураган Катрина, но до того момента оно в течение многих лет приносило стабильный урожай орехов, с которыми моя мама пекла пироги, Миссисипские шоколадные торты и печенье – с вишневыми глазками, с шоколадной крошкой или с ломтиками шоколада. Моя бабушка еще любила обжаривать пеканы с сахаром.

Чтобы собрать целый коричневый бумажный пакет пеканов, уходило немало времени, но я растягивала удовольствие. Я сидела на земле, завернувшись в кардиган, и собирала орехи вокруг себя, по кругу; я наслаждалась тишиной и умиротворением. Иногда я пела или думала о том, каково было бы жить далеко-далеко. В детстве у меня было богатое воображение, и я нередко погружалась в свои мысли. Эта моя особенность позволила спокойно преодолеть периоды, когда другому было бы очень одиноко.

Когда мы с мамой и Тадом вернулись в Лорел, нас приняла в свою общину Южная Баптистская церковь, куда ходили мои дедушка с бабушкой. Моей маме причастность к церкви подарила умиротворение, придало новый смысл ее жизни. Паства помогала нашей семье – они предлагали нам пищу, помогали чинить крыльцо, упоминали нас в своих молитвах.

На Юге религия и образование находятся ближе, чем мои ляжки, так что религия присутствовала и в моих школьных буднях. Каждый день, когда мы вставали и клали руку на сердце чтобы дать клятву верности,[12] мы попутно перечисляли Десять заповедей и отдавали честь Христианскому флагу.[13]

Хотя для меня это было нормальным, полагаю, что именно в этот период я начала сомневаться в некоторых вещах, которым меня обучают, а точнее – подозревать, что в ходе моего обучения многое просто не упоминается. Я не изучала то, что изучали другие дети. Школьная программа не включала в себя основы научного и исторического знания. Я мало что знала о жизни за пределами Юга. Нас учили местному, искаженному варианту реальности.