Мой брат Владимир Высоцкий. У истоков таланта - страница 5



– Конечно. Но почему именно мукачевский?

– Я туда пацаном ездил. К родичам. Отдыхали на Латорице. Красотища – не нарисуешь! Замок на горе, в небесах, выше – один Бог. И весь городишко – как Таллин! А пролетарий по этой красотище – ободранным джипом! Газ, грязь, бензин, автоматы, пивные банки и девки. А? А в финале – потоп. Всемирный. И все проваливается – “в туман, туман, туман…”.

Я не успел согласиться или запротестовать, как он, чтобы не показаться слишком «лиричным», срезал настроение – “шуточкой-прибауточкой”:

Но погибнет ли Европа
От вселенского потопа, —
Или Азия раскосая опять ее спасет?

Слева направо: Семен Владимирович, Алексей Владимирович с сыном Сашей


“Азия” в этот раз был он, “скиф”, глаза прищуренные, как у японца.

Джип мне не понравился. У меня он вызвал ассоциацию с американцами: оккупированная зона, бравые негры в пилотках, конец войны. Высоцкий сразу же предложил другой вариант. Мотоцикл с коляской. На нем двое в черных блестящих плащах и мафиозных брехтовских шляпах под касками; за ними – хмурые тени от других мотоциклистов. Двое снимают каски – “белокурые бестии”, “истинные арийцы, характер нордический”, красивые, как Штирлиц.

Мы отказались и от этого – как от знака чисто немецкого фашизма. Так въезжали в города немцы, на мотоциклах с колясками. Так въехали в наш киевский двор немцы в 1941 году…

От мотоцикла Высоцкий и не думал отказываться. У него уже, оказывается, был текст. (“Так, прикидка”, – сказал Владимир).

На мотоцикле век зациклен.
Несемся хором – в никуда.
Начнем и кончим – на мотоцикле!
По мотоциклам, господа!
Долой скулеж! Все в воле Божьей.
Держись в седле – и вожделей!
Стальной рукой в перчатке кожаной
Бери левей!

И это уже был ключ для последующего.

Тем не менее сначала появился еще один вариант, “промежуточный”, от которого мы тоже отказались, хотя он был театральный и выразительный.

Это был вариант “под Илью Рутберга”. Скрежет метала и визг тормозов, которые обрываются вдруг. Тихо и зловеще на черную сцену выползает все тот же мотоцикл с коляской. На нем – пирамида тел (“Сколько их может там удержаться? Пять? А если с десяток? Попробуем”), гора блестящих мышц, культурист на культуристе Кожаные штаны, у некоторых такие же куртки – на голое тело. Парни. Между ними – две девицы; не отличить от парней: тоже кожа, побрякушки, металлические заклепки и цепи. Что-то от Ульрики Майнгофф и ее банды.

Детское письмо В. Высоцкого матери Нине Максимовне


Пирамиду тел венчает нежное творение – а ля балет, в тунике. Венок из цветов на голове, длинные белые волосы, типичная Лореляй.

Пирамида – движение, единое целое, монстр. Потом они разыгрывают ритуал почитания принцессы. Рокеры ей поклоняются, приветствуют. После чего – группой насилуют свою Белоснежку. А девчата в кожанках им сладострастно ассистируют…

Со временем все выкристаллизовалось на модерновых мотоциклистах и на «ночных ездоках». На рокерах, врывающихся в город на модерновых мустангах: клаксоны, слепящий блеск фар, черная кожа, металлические побрякушки, цепи и дубинки.

Я записывал за ним его “мотоцикловый” сленг – для Зорина:

– Кончай слепить! (то есть не ври, не задавайся).

– Глуши мотор! (в смысле “ну ты и загнул!”).

– Слушай, ты бы отключил зажигание.

– Шоссе – как штык, вспарывающий брюхо ночи.

– Парень – бетон! (похвала).

– Дорога – как девка: сама под колеса ложится!

– Пойдем на обгон.

– На холостом ходу.