Ира нахмурилась. Их общение с Золотаревым не желало входить в какую-то более-менее служебную колею. Он косячил. Ира злилась. Они менялись местами, дерзили и орали друг на друга, но отказывались следовать шаблону «начальник-подчиненная».
– Ира? Ира?!
Артем появился на подъездной дорожке, крутанулся на месте со взвившимися полами пиджака, а потом остановил взгляд на ней.
– Тяжело никуда не уходить целых десять минут, – проговорила Ира, выйдя из тени деревьев.
– Давно ты тут?
Ирка пыталась найти что-то в его облике, что объясняло бы его вопросы и поведение, но не нашла ничего, что говорило бы что он пьян. Золотарев был взвинчен, кажется, привычно зол, а еще потрепан, словно и не ездил домой для того, чтобы переодеться, продолжая хлюпать водой в испорченных туфлях.
– Я же сказала, что десять минут. Плюс те пять минут…
– Я имел в виду дома.
Ира дернула плечом, не понимая к чему все эти вопросы.
– Минуты две, а потом мне позвонил ты.
Она «тыкнула» ему, опомнилась, но не стала исправляться. Они в конце концов не на работе. Почему бы не напомнить ему об этом?
– Это, кстати, ваше, – она вытащила карту и повертела ее меж пальцев. – На следующей неделе вернут деньги за ковролин.
– Ты уж определись на «вы» или на «ты», – выдал чудо-человек, не выпуская ее из виду.
Ира знала, что противоречит себе, но в конце концов она была женщиной и могла делать это сколько угодно.
– Кто такой Чернов?
Артем наконец отмерз, но взгляд его не прояснился. Просто он перестал стоять на отдалении и подошел к ней. Его сразу стало много. Он занял собой мир вокруг и даже забрал воздух, заключив в плен маскулинных запахов – бензина, табака, парфюма и мужского тела.
– Тот, перед кем ты крутила задницей, Назарова.
Ира хотела возразить: она танцевала, а не строила глазки!
Однако, в эту секунду ей стало понятно кто такой Чернов. Догадка обожгла, c одной стороны возмутив, а с другой приятно опалив внутренности расплавленным, но тут же заставшим воском.
Золотарев не дал ей ни возразить, ни удивиться, ни даже рассмеяться этой претензии. Он воспользовался моментом и притянул ее к себе, заключив лицо в плен горячих ладоней и поцеловал так, как никто прежде. Даже он сам в тех далеких, почти забытых воспоминаниях.
Он обрушился на ее губы, сминая раз за разом в болезненном и все же приятном прикосновении; делал это яростно, зло и требовательно, заставляя прижиматься к себе, цепляться, стонать и желать чего-то большего – запретного и сладкого. Ведь как только Артем получил то, чего добивался – стон, протестующий о боли и невозможности противопоставить что-то, его движения губ стали другими. Нет они не перестали быть требовательными, но позволили наслаждаться лаской и растворяться в ней.
– Ира! – выдохнул Артем, сначала уперевшись в ее лоб своим, а потом прижав к себе в каком-то сильном жесте. – Ирка!
Она не хотела спрашивать ни о чем, приходя в себя в его объятиях. Ее сердце стучало, как бешеное, путая мысли, а тело не желало остывать и, откровенно говоря, Назарова даже не думала об этом.
– Где малышня?
– Дома.
– А муж?
Этот вопрос отрезвил Иру лучше, чем холодный душ, ведь в нем прозвучала насмешка. Он же заставили Иру проглотить тошнотворный ком, подкативший к горлу.
– В командировке, – ответила она, отстраняясь от него.
Глупо было чувствовать себя так – испытывать стыд за возможную распущенность, но ведь она сама создала эту версию реальности. Впрочем, Артем лишь подогрел в ней это чувство, а потом и вовсе ухудшил ситуацию.
