Я вырываюсь из его захвата и подбегаю к столу. Выхода нет. Я в клетке с хищником. Не могу его видеть. Поворачиваюсь спиной, обнимая себя руками и пытаясь хоть как-то унять дрожь в теле. Истерика уже подступает к горлу.
— Чего ты хочешь?
Марат подходит ко мне сзади, отчего я тут же ловлю стаю мурашек. Он очень высокий и крепкий. Ему ничего не стоит использовать меня прямо здесь. От страха подгибаются коленки, когда он проводит рукой по моей шее, перекидывая волосы на плечо. Еще никогда так сильно я не была зажата с этим мужчиной. Он был моим первым, самым близким и родным во всем, а теперь передо мной совершенно чужой человек. Чужой и опасный.
Мороз проходит по коже, когда он наклоняется и шепчет мне прямо в ухо:
— Тебя. Хочу трахать тебя сейчас. Прямо здесь разложить на столе и ебать, как самую грязную шлюху, которой ты и являешься.
Отбегаю пулей от него. Не могу сдержать слезы.
— Ненавижу тебя! Тебе не получить меня никогда!
— У тебя четыре дня, и будешь видеть небо синее над головой. Подумай мозгами, если они еще остались у тебя. Что ты выбираешь?
— Гори в аду, Батуров! Никогда я не выберу тебя. Вовек, слышишь?
— Не зарекайся. Поживем – увидим. А теперь пошла на хрен отсюда.
Мужчина открывает дверь, и я вылетаю из этого проклятого места за секунду. Бегу, даже не оглядываясь, роняя слезы. Как же сильно я ненавижу его. Даже не верится в то, что тот, которого я когда-то смела любить, оказался жестоким и бездушным монстром.
Едва успеваю хоть немного заглушить истерику, дойдя до дома. Полинка не должна видеть мои слезы. Испугается только, волноваться будет. Быстро смахиваю их с лица. Проскальзываю в квартиру и умываю лицо холодной водой, ужасаясь своего отражения. Вся заплаканная, с красными глазами. Волосы сбились в кучу.
Вытираю лицо и иду к дочке. Она, как обычно, встречает меня и лезет обниматься. Моя маленькая и самая родная обезьянка.
— Мамочка! Что ты мне плинесла?
Заглядывает в мою сумку, откуда я обычно ей апельсины и яблоки достаю. Сегодня там пусто. Мне не на что было купить ей витамины.
— Малышка, ты ужинала сегодня?
— Да. Кашу. Невкусная она.
— Полинка, а где няня?
— Не знаю.
В душе холодеет. Как няня могла ее одну оставить? Как давно Поля сидит тут сама? А если бы снова приступ… Господи. Обнимаю малышку и беру на руки. Несу в комнату. На столе нахожу записку.
“Не могу больше тут работать. Платите мало, а ребенок сложный, болезненный. Извините”.
Не могу сдержать слезы. Сволочь. Как она могла бросить Полю одну, не предупредив меня заранее?
Впервые за долгое время срываюсь и плачу, прикрывая лицо руками. У меня нет работы, совсем скоро не будет жилья. Мне не с кем оставить ребенка, не на что кормить Полинку и покупать ей дорогие лекарства. Чувствую себя загнанным зверем. Господи, что же мне делать?
От слабости трудно стоять на ногах. Кажется, еще немного – и я просто умру, растворюсь и наконец сдамся, но мне нельзя. У меня ребенок маленький. Ждет меня и любит так же сильно, как и я ее. Она гладит меня по голове маленькой ручкой, пытаясь успокоить, хотя я должна это делать, я мама.
— Мамочка, не плачь…
В этот момент я принимаю решение, которое кажется мне единственно верным. Я слабая, и я не справилась. Сердце сжимается от боли, но у меня нет выхода. Его просто нет. Хватаю телефон и набираю тому, кому зареклась хоть когда-либо звонить. Я удалила его номер давным-давно, и теперь по памяти ввожу цифры, которые отпечатались у меня в голове.
