Мой дом - страница 5

В двенадцатой квартире жила семья евреев. Семен Захарович работал на заводе им. Кирова инструментальщиком. Он воевал, попал в октябре 41-го года в плен, как-то там выжил, выдавая себя за татарина. Его жена, Зинаида Яковлевна, была учителем музыки. Нас связывала тяга к прекрасному, меня к прекрасным металлическим грузовикам с такими же металлическими колесами, а Зинаиду Яковлевну к музыке, чему она совсем не бескорыстно обучала многочисленных учеников, тренькавших гаммы с утра до ночи. «Зиночка, – говорила она маме, – я вас умоляю, нельзя ли играть чем-нибудь другим, а не этими ужасными машинами? По крайней мере, пока у меня ученики. Это же невозможно слушать, как из конца в конец потолка перемещается этот скрежет!» Увещевания были напрасны, и Зинаида Яковлевна стала источником замечательных импортных машинок с каучуковыми колесами. Моя мать кроме труда инженера в комбинате «Артемугль» еще шила дома. Поскольку в магазинах ничего не было, всякие там наволочки, пододеяльники и платья приходилось делать самим. У мамы была машинка, которая выручала в этом отношении. Зинаида Яковлевна была постоянным заказчиком. То подшить, то перешить. На этой почве они и сблизились. Мать внимательно выслушивала приходящих, а людям много ли надо. Они делились своими бедами, победами, происшествиями. После обрастания всякими вещами, соседи потянулись друг к другу и с удовольствием встречали вместе Новый год и Первомай. Летом столы выносили на улицу и там устраивали длинный общий стол. Потом расползались по квартирам, а те, кто еще стоял на ногах, неизменно дрались. Поскольку в одну квартиру жители подъезда не помещались, а праздники бывали и в холодное время года, стали формироваться коллективы меньшего размера. Наша квартира оказалась в дружеских отношениях с двенадцатой и четырнадцатой. Тем более, что у них были дети, почти ровесники меня и моей сестры.

В тринадцатой жил дядя Сережа с женой Инной и сыном Сергеем. Дядя Сережа был горноспасателем, а его жена гулящей. В его отсутствие квартиру посещали разные любители прелюбодейства. Все осуждали и ненавидели тетю Инну. И как же обрадовались, когда они, наконец, расстались. Тетя Инна уехала в Харьков, а дядя Сергей женился на другой, нормальной. У нее уже был сын, который на попытку его проверить на бздо, пустился в рассуждения о дружбе и получил за это кличку «Друг».

В четырнадцатой жил начальник участка шахты дядя Ваня, его жена Анна, сын Юрка и дочь Наташа. У них был фильмоскоп и мы часто запирались в темной кладовке и просматривали, пересматривали диафильм о каких-то драконах. Тетя Аня работала на шахте в медпункте. Отмечания праздников перемежались то с двенадцатой, то с четырнадцатой квартирой. С четырнадцатой мне было интересней, но кто меня спрашивал?

Пятнадцатая квартира манила странными существами и предметами. Там жили шахтерки пенсионерки тетя Катя и ее сестра. Огромное чучело филина мигало красными горящими глазами. Тетя Катя работала на сыром динамитном складе и там испортила себе ноги, поэтому на пенсии летом и зимой ходила в валенках. А еще нас разделяла тоненькая стенка, и мы жили будто бы вместе, только не видели друг друга.

Наконец, наша шестнадцатая квартира. Здесь жили папа, мама, бабушка и мы с сестрой. Из квартиры мы выходили погулять, когда подросли – в садик, позже в школу. Тогда суббота была рабочей, и мы только в воскресенье могли спать сколько пожелаем. Но желали мы меньше, чем могли. В воскресенье мы не в силах дальше лежать в кроватях, тихонько выползали в коридор, где висела мамина шуба и, укрывшись ею, ползли в спальню к родителям. Маму это нисколько не пугало, а папа продолжал спать, даже когда мы вдвоем прыгали по нему. Самое большее, что нам грозило, это его палец, которым он пытался нас урезонить. Мама вела нас в кухню, где мы принимали самое активное участие в приготовлении завтрака. Часто мама спрашивала, что мне приготовить, на что я неизменно отвечал – котлет и пирожков. Но котлеты получались слишком мясные и невкусные, а пирожки слишком светлые. Ел я их без всякого энтузиазма и на вопросы отвечал, что котлеты вкусные в садике, а пирожки в садике золотые, а тут все не так. Мне возражали, что в садике котлеты из хлеба, а пирожки золотые, потому что их жарят в старом масле, которое не выбрасывают, хотя и следовало бы. Для меня это были слабые аргументы, не вкусно и точка.