Мой друг Роллинзон - страница 17

Это было сделано в одно мгновение, но все-таки напрасно. Мистер Хьюветт уже все видел.

– Вальдрон! – гневно воскликнул он.

Если бы Вальдрон был чуточку посмелее, он тут же изорвал бы рисунок в клочья. Это было бы лучше всего, – по крайней мере, так, наверное, сделал бы я сам. Но у него не хватило духа, и он стоял как вкопанный, белый как полотно.

– Дайте мне эту бумагу, – приказал мистер Хьюветт.

Наступило молчание.

– Нельзя, сэр, это секрет, – произнес чей-то голос позади Вальдрона.

Это был Роллинзон; он наконец понял, что попал в ловушку, и был очень бледен.

– Молчать! – оборвал его учитель. – Подайте мне эту бумагу.

Еще минута, и Вальдрон повиновался. Он вытащил карикатуру из-за спины, а мистер Хьюветт выхватил ее у него из рук. Он смотрел на рисунок так, как будто бы хотел проглядеть его насквозь.

– Ага! – сказал он и, оторвавшись от рисунка, оглядел нас.

Лицо Хьюветта никогда не казалось мне приятным, даже смех у него был такой, что каждый из нас при этом смехе тотчас же прикусывал губы; но все-таки я никогда еще не видел его таким злым, как в эту минуту. Это продолжалось не более одной-двух секунд, и он не промолвил больше ни слова. Потом, медленно закатав рисунок в трубочку, он направился к коридору, широко распахнул дверь и исчез.

Мы все глядели друг на друга. Заговорили мы не сразу. Наконец, Блессли сказал:

– А вы нехорошо поступили, Вальдрон. Вы не должны были отдавать рисунок. Теперь будет ужасная неприятность.

Это было, пожалуй, чересчур жестоко по отношению к Вальдрону.

– Ну, вот еще, – сказал тот с самым жалким видом. – Что же я мог тут сделать? И почему никто из вас не стащил его с доски?

Некоторые засмеялись над его жалким тоном, но многие уже были готовы защищать его.

– Наслушаемся мы теперь о титуле Хьюветта, – сказал Глизон.

– Вопрос в том, кто это сделал? – сказал Уоллес и присвистнул. – Во всяком случае, не я. А тому, кто это сделал, советую приготовиться к порке.

Говоря это, он не смотрел ни на кого из нас, но я заметил, что Моррисон глянул в мою сторону. Что же касается меня, то я старался не смотреть на Роллинзона. Мне хотелось поскорей уйти в нашу комнату, где он мне все расскажет.

Случай к этому представился незамедлительно, так как в это время раздался звонок к завтраку, и этот звонок сразу рассеял наше неожиданное сборище.

– Ну, – беззаботно сказал я, – я иду переодеваться. Пойдем, Роллинзон.

Я побежал по лестнице. Роллинзон и Моррисон пошли за мной. Но Моррисон жил в другом дортуаре[11], так что в нашем номере «7» мы были одни. Я вошел в комнату и начал переодеваться. Роллинзон последовал за мной и присел на кровать.

Я думал, конечно, что он сразу выложит мне всю историю, а так как времени на разговоры у нас было немного, то я и предоставил ему самому начать рассказ. И я был в высшей степени удивлен, что минуты идут, а он не начинает.

Я взглянул на него. В тот же самый миг и он посмотрел на меня. Взгляд его отчетливо говорил: «Ну?»

И я понял, что он и не собирается ничего мне рассказывать.

Это вышло как нельзя более просто, и я чувствовал, что не ошибаюсь. Взгляд его имел какую-то связь с чем-то, что было раньше. Да, он почему-то был связан с той неприятной мыслью, которая промелькнула у меня, когда я впервые увидел рисунок, и которую я быстро отогнал от себя. Теперь она возвратилась и изменила мой взгляд на дело.

«Что-то с ним неладно, – торопливо рассуждал я. – Почему он не хочет говорить?»