– Друг ты или не друг? – сказала она ему строго. – Ну, и помоги ему, раз друг.
Она обложила маленького Облая гигантским Степаном Митрофановичем, как тюфяком. Кот не противился. Наоборот, он завел свою негромкую умиротворяющую песню, а Облай положил ему голову на задние лапы и вздохнул.
Долго что-то. Нет, не придет. Нюшка представила, как рослая и дородная тетя Ангелина, жена дяди Витька, недовольная, гремит у себя на кухне сковородками.
– Связался с нищебродами! – говорит она. – Если тебе я не нужна, о сыне хотя бы подумай!
А потом представила, как сын дяди Витька, Васёк, подбегает к отцу и хватает его за колени.
– Папа, папа! – плачет он. – Не ходи туда!
Нюшка оставила кота и собаку и снова вышла во двор.
Нет, ждать уже нет смысла. Совсем рассвело и тропа просматривалась до бывшего картофельного поля.
Она подошла к калабахе и, закусив губу, стала выдергивать из нее застрявший топор.
А потом она услышала скрип колес. Потом еще, ближе.
На тропе показалась нестрашная уже фигура дяди Витька. Дядя Витёк толкал здоровенную алюминиевую тачку, дотолкал ее до Нюшки и остановился, утирая пот с лица.
– Ну, девка! – прохрипел он. – Загадала ты задачку! Держи!
И он вручил ей пакет с чем-то тяжелым. Она быстро вбежала в дом, с грохотом положила пакет на кухонный стол и вернулась обратно.
Потому что в тачке было кое-что намного более интересное. На самом верху лежали сухие сосновые чурочки и кусок бересты для растопки. А вся тачка было полна угля – крупного, просеянного, с два ее Нюшкиных кулачка.
– Ведро есть под уголь? – спросил дядя Витёк и с грохотом высыпал тачку за углом под навесом, где была мастерская дедУли. – Отсюда брать будешь. Растопить-то сама сможешь?
Он снова вытер потное лицо.
– Пст! – сказала презрительно Нюшка и побежала с растопкой в дом. Она боялась остановиться, потому что ноги могли отказать ей – впервые за недолгую ее жизнь.
ДедУля стоял у кухонного стола, рассматривая вынутые из пакета лимон, пачку чая, шмат сала, пяток картофелин и кусок мяса с косточкой, так что хватило бы и на суп, и на второе, и Облаю со Степаном Митрофановичем досталось бы.
– ДедУля, ничего не трогай! – крикнула Нюшка, чиркая спичкой. – Я все сделаю!
Береста занялась, а за нею затрещали сосновые чурки. Нюшка снова вышла во двор с ведром.
Дядя Витёк что-то говорил по мобильнику. Закончив разговор, он повернулся к Нюшке.
– Звонил знакомому поставщику – сказал он. – Парень надежный, обещал в течение часа привезти. Вам до весны три тонны хватит?
Нюшка с трудом поняла, что дядя Витёк говорит об угле. Три тонны. – это сколько?
– Да, – сказала она. – Да, конечно, хватит.
– И мы подгребем, – сказал дядя Витёк. – Не боись, деваха!
– Я не боюсь, – вырвалось у Нюшки.
Дядя Витёк посмотрел на нее сверху вниз. И тут Нюшка не выдержала.
– Дядя Витёк, – сказала она. – Ты бог? Или ты из сказки?
Дядя Витёк опять присел перед ней на корточки.
– Нет, сказал он серьезно. – Я не бог. И не из сказки. А вот у тебя, Анна Андреевна, сердце огромное, хоть ты сама еще под стол пешком ходишь.
– Я не хожу, – сказала Нюшка. – Я выросла.
– Ух ты, – сказал дядя Витёк и потрепал ее по щеке.
А потом поднялся.
– Ладно, – сказал он. – Жди машину.
Он ушел.
Нюшка вернулась в дом, подбросила уголька в печку. Печь гудела, как идущий на взлет истребитель. Печка жарила вовсю, хотя еще темнели противные пятна сырости по углам.
ДедУля сварганил чаю с лимоном, порезал сало. Всем досталось, даже Степану Митрофановичу с Облаем. Облай уже лежал на привычном месте под кроватью, хотя и не лаял.
