Клавдия Ивановна была, конечно, права, в инвалидности нет никакого счастье, лишь одни страдание.
Тут Марья сказала:
–Вы жестоки, маменька.
–Я не жестока. – отпарила Клавдия Ивановна. – Я всегда говорю только правду. – затем она добавила. – Порой она жестока. Но она такова какова она есть на самом деле, не больше и не меньше. А кому это не нравится прошу. Путь свободен. Гуляйте. Авось ни только ноги потеряете, головы лишитесь. – затем она заявила. – Возможно я и не слышу музыку, но разве в музыке счастье? «Нет, – сказала она. – это не так». – Жизнь жестока, и это факт. А кто слышит музыку в этой жизни – счастливый человек.
Аманда тотчас же поинтересовалась:
–Значит Вы признаете, что Марья счастлива?
Клавдия Ивановна усмехнулась:
–Что ж, – сказала она. – Вы меня поймали. – затем она сказала. – Возможно она и счастлива. – затем она пояснила. – Счастлива что поняла, что не погибла, а лишь лишилась ног. – затем она вопросила. – Но счастлива она на самом деле? Ведь для нее жизнь закончилась не начавшись. Куда она пойдет учиться? Ведь здоровые люди никому не нужны, что тут говорить об инвалидах. – на ее глазах появились горькие слезы. Она не могла видеть свою дочь в этом кресле. Ведь она знала, что для Марьи жизнь закончилась не начавшись, и что ее ожидает в будущем никто не знал. – затем она сказала. – Хоть что Вы не говорите я права. – затем она добавила. – Жизнь – это не музыка, это лишь одни страдания. И Вы все присутствующие здесь это знаете не хуже меня. – затем она обернулась к сидевшим за столами людей, и прокричала. –
НЕ ПРАВДА ЛИ, А?
Сидевшие за столами люди ничего не ответили. Они словно не слышали Клавдию Ивановну. Всем было все равно. Каждый думал и говорил только о своем. Каждого занимали свои проблемы и мысли, и другие люди и их проблемы их не касались.
Вместо ответа раздался отголосок ее вопроса. Он пронзил воздух, и дойдя до стен корабля-ресторана, вернулся отголоском эхо назад. Пройдя через уши Клавдии Ивановны и остановившись в ее голове. В это самое время у Клавдии Ивановны заболела голова. То есть она заныла. Казалось, что у нее в голове миллиард иголок пронзали ее мозг и отдавались болью в черепную коробку так, что казалось, что голова просто ныла. Затем в ее мозгу появилось ощущение полной пустоты. Казалось, что ее мозг просто исчез. В нем появилась пустота, а с веска лилась какая-то жидкость. Это ощущения заставили Клавдию Ивановну взяться за голову, и она что есть мочи, воскликнула:
–Не-е-е-е… т‼!
В это самое время Марья и Олеся увидели безумие в глазах Клавдии Ивановны. Ее взгляд выражал полный испуг и непонимание осознание что с ней происходит? Девочки переглянулись меж собой. Им обеим стало страшно. Страшно, что их мать стала такой. Безумной женщиной. Как они могли проглядеть это? Ладно Марья, но как же Олеся? Ведь она все это время находилась с Клавдией Ивановной. Они общались. И никогда она так и не замечала, что у Клавдии Ивановны прогрессирует безумие. А может это и не безумие вовсе? Может Клавдия Ивановна сошла с ума? Задавая себе этот вопрос, они не находили на него ответ.
Аманда протянула правою руку к голове Клавдии Ивановны, и щелкнула пальцами. В туже секунду боль так терзающею Клавдию Ивановну, прекратилась, а Аманда сказала:
–Не надо кричать здесь. Никто Вас все равно не услышит. – затем она пояснила. – Мои гости сами по себе. Каждый из них из своего времени, из своей эпохи. Они не слышат никого кроме тех, кто сидит с ними за одним столом. Это правильно. Ведь если бы они услышали б друг друга, то кто знает, смогли бы они понять ни то, что других, а самих себя? – затем она скептически добавила. – Вряд ли?
