Марьи было уготовлено судьбой стать инвалидом. Многие инвалидами рождаются, а некоторые ими становятся. И это конечно не связано с богом или дьяволом. Это связано лишь с тем, когда произошло зачатие плода, и только.
Это лишь мое мнение, у Вас совсем иное. Смешно, в мире столько религий, и столько Новых годов, что просто посмеяться хочется. Ведь летоисчисления у всех разное, а годовой оборот солнце во круг земли одно. Смех, да и только.
Поняв, что она уже не в небе, Марья посмотрела во круг себя чтобы убедиться, что она там, где была до того, как воспарила в небо. Все было так как всегда. Столик за котором сидела Олеся и Клавдия Ивановна. У него стояла Аманда. С плавучего ресторана был виден берег проплывающей мимо них Вены. На столах стояли подсвечники, в которых стояли горящие свечи. Затем она сказала:
–Это жестоко. Зачем дарить надежду если она иллюзорна, и никогда не осуществиться? – затем она тихо добавила. – Жестоко.
Не зная, что сказать, Клавдия Ивановна с упреком посмотрела на Аманду, но та не предала этому взгляду никакое значение. Казалось, что она застыла в той позе, в которой стояла до этого. Смотря вдаль, она словно была отчужденная от всех. Ее мозг был занят мыслями, но не теми, которые у нее были до сих пор. Мысли были совершенно иными, а взгляд был безжизненно пустым. В какой-то момент она пришла в себя, и посмотрев на Марью, поинтересовалась:
–Вам понравился вальс?
–Да. – ответила Марья, затем поинтересовалась. – Что это было?
–Вальс Штрауса Голубой Дунай.
–Я не об этом.
–А чем же?
–Я чувствовала, что я лечу в облака. – объясняла Марья. – Я чувствовала, что у меня словно появились крылья. Будто я порхаю там, – показала она рукой на небо. – в облаках. – затем она сказала. – Но стоило музыки закончиться, как я упала в большой колодец. – объясняла она. – Меня словно тащило вниз! «И вот я здесь», – горько сказала она, и тяжело вздохнув тихо добавила. – это жестоко. «Жестоко дарить людям надежду на счастливую жизнь и их исцеления», – затем она сказала. – это жестоко.
Аманда ответила так:
–Все в этом мире эфемерно.
–Надежда тоже?
–И она.
Тут Клавдия Ивановна вмешалась, сказав:
–Зачем Вы так? Девочка и так не находит себе место, а Вы еще обнадеживаете ее впустую.
–Я никогда и никого не обнадеживаю. – резко ответила Аманда. – Человек обнадеживает себя сам! Надеяться на то, что никогда не сбудется. – она, сделав паузу, добавила. – Человек всегда надеяться на лучшее, – затем она добавила. – только этого лучшего можно не дождаться. Оно никогда не наступит. – затем она добавила. Только в надеждах и фантазиях самого человека.
Марья сказала:
–Это жестоко.
–Это жизнь. – ответила Аманда. – Жестокая беспощадная жизнь, и ее злодейка, судьба. – затем она призналась. – Я тоже когда-то хотела жить. Но мне не позволили жить, насладиться жизнью. – затем она продолжила. – Я любила, а он изменил мне. Тогда я с ним развилась, оставив его без гроша в кармане. Недолго думая, его любовница его бросила, а он прибежал ко мне просить прощение. Я его не простила, и выгнала его из моей жилплощади. Пущай идет куда хочет, лишь бы с глаз долой и из сердца вон. Навсегда. Я больше не слышала о нем, и лишь в конце его бесславной жизни он написал мне письмо, в котором он просил прощение. Но я его так и не простила.
Выслушав Аманду, Клавдия Ивановна поинтересовалась:
–К чему Вы это нам рассказываете?
