Я пытаюсь переварить информацию. И вправду – для человеческого мозга это супер-сложно, но я пытаюсь подстраиваться под такт Алекса. Все-таки устройство нашего мира для моего мозга слишком сложное. Все эти реальности, жизни, реинкарнации – кажется, я никогда не смогу понять этого.
– Ты говорил, что половина человечества – это хранители. Как же их вычислить? – спрашиваю я вопрос попроще. Если в моем окружении есть хранители, то… Даже не знаю, какой степенью ужаса это назвать.
– Глаза, – отрезает мужчина. – Всегда смотри в них – зеленые, яркие, искренние и будто вставные! Как у меня, просто запомни.
– То есть все, у кого зеленые глаза – хранители?
– Нет, – отрицательно мотает головой Алекс, – у обычного человеком тоже могут быть зеленые глаза, но они… Не такие «хранительские», что ли…
– Хорошо, а память хранители могут стирать всем?
– Нет. Только своим подопечным. Их власть может действовать только на них.
– А что по поводу миссии? Ты сказал про миссию человека.
Алекс опрокидывается на спинку стула, словно это длинный и тяжелый разговор. Но, кажется, ему нравится все то, что он делает. Запретный плод сладок. Наверное, он наслаждается тем, что совершает абсолютно беззаконные поступки, сидя здесь со мной и рассказывая про хранителей.
– Как бы странно это ни звучало, но у каждой души есть миссия. Она проходит ее каждую жизнь, умирает, проходит снова – и так по кругу.
Я чувствую внутри долю разочарования.
– Что? Одинаковую миссию все жизни? И в чем тогда совершенствование, если урок один и тот же?
Алекс поджимает губы. Ах да, человеческий ограниченный разум не способен постичь настоящего устройства мира.
– Но ведь каждая жизнь совершенно другая. Другие люди, время, страна, тело, мышление – это либо упрощает прохождение миссии, либо же усложняет. У каждого миссия уникальна и по-своему прекрасна. И с каждой жизнью душа должна проходить ее быстрей, красочней – это знак того, что она развивается.
– Видимо, я не преуспеваю в этом, раз у меня позади столько жизней, – закатываю я глаза.
Алекс заразительно смеется. Его тембр голоса напоминает мне падающий лист – такой плавный, грациозный, а в конце сокрушительный.
– Думаешь, все так просто? Очень наивно считать, что миссия – это как какой-то там пустяковый уровень в игре.
– Ну, не уровень. А хотя бы часть, – пожимаю плечами я.
Алекса снова смеется, объясняя:
– Нет, Венера, это долгий и тернистый путь, с кочками и лужами грязи, но и падающими на дорогу лучами солнца и милыми щенятами в корзинке, – улыбается тот. – Это игра, но она более реалистичная.
– Ты перечитался книг, – отрезаю я. – К тому же я не люблю собак.
– Потому что несколько жизней назад одна собачонка отгрызла тебе палец, но это было лет двести назад в прямом смысле слова, Венера, забудь ты уже! – почти ругает меня Алекс, взмахнув рукой.
Я выпучиваю на него глаза, словно маленький напуганный ребенок, которого впервые ругает мама. Даже не знаю, как реагировать на это.
– Хорошо, – уже спокойней начинаю я. – Какова же моя миссия?
– Еще чего. Ты должна сама пройти этот путь.
– Но для чего-то ты ведь рассказываешь мне все это!
Алекс вздыхает. Да, мой человеческий ограниченный разум и взрослое мышление довольно уперты и противны. Это я знаю!
– Потому что у меня нет выбора, – как-то опустошенно и сокрушительно разочарованно говорит тот. – Я не знаю, что делать с твоим телом, потому что оно больше не поддается моим чарам. Я в тупике.
