Он кладет свою руку на мою, наивно думая, что мне приятно. Но его рука ледяная, и я с огромным наслаждением убираю ее.
– Да все по-старому. Ничего нового.
– В последнее время ты так много работаешь. Наверняка что-то есть! – восклицает он, не веря мне.
Хотя стоит-то только поверить, что он совершенно не интересен мне.
«Признайся, слабачка!» – кричит мой внутренний голос, который я заглушаю. Он слишком мешает мне.
– Ну… Мама выбирает Саре подарок на день рождения. Она хочет подарить ей сумку из бутика.
Я ожидаю, что Роберт спросит, кто такая Сара. Но он слишком хорошо меня знает, что иногда даже пугает. Ведь я знаю о нем совсем немного, хотя тот рассказывает абсолютно все. И я давно перестала его слушать.
Вот и сейчас я спрашиваю, как у него дела, чтобы предупредить его жалкие попытки разговорить меня. Кажется, он рассказывает о проблемах на работе, с которыми прекрасно справляется. О родителях, которые снова сошли с ума и решили объездить всю Америку в автодоме. О ценах в магазине, которые растут как на дрожжах. И даже о собаке, которую он недавно водил к ветеринару, потому что она съела деталь от лего. Кажется… Я особо не слушала, ведь наблюдала за вечером Сиэтла за окном, стараясь подавлять желание убежать отсюда.
Ведь понимаю, что не должна сидеть здесь. Не должна слушать его чертовски скучные рассказы и выдавливать из себя улыбку. Не должна есть за его счет в ресторане на другом конце города. Не должна, черт возьми, смотреть на улицу Сиэтла, думая, как бы добраться домой по этому твердому асфальту и не угодить в канаву по дороге на моих высоких каблуках.
Чтобы подавить в себе эти мысли, я пью вино. Много вина. Чувствую в горле сладкий вкус и тепло, отчего расслабляюсь. Роберта, кажется, это не напрягает, потому что он по-прежнему сидит и рассказывает мне о своей жизни, которая мне настолько неинтересна, что я даже не вслушиваюсь. И когда приносят основные блюда, он не замолкает.
Следом я прошу еще бокал «чего-нибудь». Потом еще и еще. Уже неважно, какой процент алкоголя буду пить, с каким вкусом, сладкое или сухое – говорю просто принести, чему Роб повинуется. Кажется, ему вообще все равно, что я пью больше, чем ем.
Понимаю, что хочу заглушить алкоголем. Какие мысли хочу притупить. Они меня буквально ранят, потому что меня убивает безысходность. Я не знаю, что мне, черт возьми, делать. Что сделать правильно. Что, вообще, я хочу сделать? Я так редко слушаю себя, что даже не понимаю, что должна услышать.
Но вот приходит осознание.
Я делаю глоток вина. Кладу в рот кусочек курицы, ощущаю этот холодный соус на губах. Смотрю на Роба, улыбающегося мне. В его глазах столько надежды, чувств, которые я не могу оправдать. Просто не могу.
– Ты сегодня так…
– Роб, прости, – перебиваю я.
Мой слегка пьяный голос кажется громом среди неба и для меня, и для Роба. Он хмурит брови и не понимает, к чему я клоню. А я в это время пытаюсь найти правильные слова.
– Прости, Роб, – повторяю я. – Но я больше не могу.
Мужчина продолжает непонимающе смотреть на меня. Хотя мне кажется, это все игра. Он прекрасно понимает, о чем я говорю.
– Я не могу больше тебя обманывать, Роб. Я чувствую себя сукой.
– Что? Венера, что ты несешь?
Я сглатываю. На удивление, даже не приходится сдерживать слезы. Потому что я не плачу. Эта ситуация не достойна моих слез – максимум вины, ведь я давно виню себя за то, что делаю это. Обманываю. Даю надежды. Манипулирую. Не даю никому из нас найти другого человека. И даже не позволяю другому человеку найти кого-то из нас…
