Мой Капитан Америка. Мемуары внучки легендарного автора комиксов Джо Саймона - страница 5

– Вот дерьмо, про платье-то я и забыла, – говорит мама, и быстро убирает его.

Он снова направляет камеру на нее, и мама спешно ретируется из кадра.

– А это, между прочим, была Дженнифер Грей[10] собственной персоной, – сообщает он будущим зрителям.

В те годы мама была ее точной копией, это потом уже Дженнифер сделала операцию по коррекции формы носа, и их сходство стало не столь очевидным.

Папуля Джо разворачивает камеру к металлической оградке, которая отделяет зону столовой от гостиной.

– Ну и вот, наконец, гостиная, – тут камера перемещается со стены с висящими на ней велосипедами к другой, около которой стоит родительская кровать.

– Если, конечно, это помещение можно так назвать, – бормоча, заканчивает он.

– А вот это, мне кажется, уже лишнее! – заявляет откуда-то из-за его спины мама обиженно-смешливым тоном.

Она выходит из кадра и направляется к подвалу с целой тележкой грязного белья и кошельком для четвертаков[11].

И вот мы остались вдвоем.

– Позвольте представить вам… Меган, гимнастку! Сейчас она продемонстрирует вам свои удивительные умения и поразительную гибкость!

В кадре я стою посреди гостиной, прижав руки к бокам, словно олимпийская чемпионка, готовящаяся взять очередную золотую медаль.

– Итак, Меган, какой же трюк ты покажешь нам первым?

– Я сделаю сальто! – гордо заявляю я.

Я явно начинаю привыкать к камере.

– Звучит чудесно. Я сейчас направлю камеру на мат и сниму, как ты это делаешь, хорошо?

Я киваю и отхожу к дальнему концу комнаты. Там, напротив окон, стоит небольшой диванчик, какие-то картины и нечто, похожее на музыкальный проигрыватель, установленный на покрытый скатертью кондиционер. Я встаю наизготовку, разбегаюсь и несусь к родительской кровати, которая представляет из себя матрас, лежащий прямо на полу, покрытый любимым маминым стеганым одеялом. Дальше я пытаюсь сделать сальто, приземляюсь на спину, а видео заканчивается моей улыбкой, обращенной к камере и Папуле Джо.

Позже моя мама проводила его на улицу, чтобы поймать такси, а я смотрела им вслед, прислушиваясь к шлепанью их обуви по старому мраморному полу. В нашем доме не было консьержа, ковров и мебели, в отличие от других шикарных жилых зданий в нашем районе, так что даже от малейшего шума в холле раздавалось гулкое эхо. Зимой же его от пола до потолка наполняло громкое щелканье шпаривших вовсю батарей отопления. Мне почему-то всегда особенно нравились эти батареи, было что-то успокаивающее в том, с каким упорным усердием они трудились, чтобы дать людям тепло.

Мама и Папуля Джо прошли мимо ряда серебристых почтовых ящиков и скрипучего лифта с его серебряными кнопками, которые приходилось нажимать не меньше трех раз, чтобы они сработали. Деревянные стены лифта были исцарапаны ключами, а на правой стенке чьей-то злой, неровной рукой было выцарапано «геи».

– Пока! – крикнула я, и мой слабенький голос отразился от бледно-желтых стен.

Я слышала, как постепенно стихает голос Папули Джо, похожий на голос лягушонка Кермита[12], и они с мамой скрываются за тяжелыми входными дверями здания. Резко наступает тишина, и квартира снова становится маленькой и темной.

Автобус М11, трясясь и виляя по Коламбус-авеню, вез нас с мамой в настоящее путешествие в центр города, в гости к Папуле Джо. Было очень жарко и тесно. Мне больше нравилось ездить на поезде, потому что это было намного быстрее, но маме под землей и в туннелях становилось не по себе. Удача в тот день была на нашей стороне, и нам удалось сесть на соседние кресла, так что уже всего через десять минут с момента начала нашего получасового пути мы уставились с отсутствующим видом в толпу стоящих пассажиров. Где-то за пуговицами джинсов, бляшками ремней, плиссированными юбками и автобусными окнами медленно плыл город со своими вечно повторяющимися фонарями и фонарными столбами. Мои ноги были такими коротенькими, что я не доставала ими до пола, и стучала пятками по основанию пластикового сидения.