Читать онлайн Надежда Мельникова - Мой личный доктор

1. Глава 1

— Раздевайтесь, — произносит доктор брутальным хриплым голосом и при этом смотрит мне прямо в глаза.

Его невозможно ослушаться. Здоровой рукой тут же кидаюсь расстёгивать пуговицы на блузке, открывая его взгляду шёлковый цветочек бюстгальтера.

Доктор откидывается на стул, с интересом приподнимая правую бровь, при этом спокоен как удав.

— Зачем?! — До меня вдруг доходит нелепость ситуации. — У меня же что-то с пальцем руки!

— Я пошутил. — Встаёт, бесстрастно подходит к раковине, моет руки.

Хочется его прибить! Этого высокого стройного красавца тридцати пяти лет со светлыми глазами и густыми, аккуратно подстриженными темными волосами мне посоветовала Майка. У меня болят руки, и она утверждает, что Константин Леонидович Ткаченко, кандидат медицинских наук и бог своего дела, обязательно разберётся и поможет. Но пару минут назад этот самый Аполлон так удачно выпустил из перевязочной молодую хихикающую медсестру, пока я ждала в коридоре, что дал мне по руке дверью.

— Есть какие-то другие врачи на приёме? — Придерживаю края блузки, прикрываясь и попискивая от боли.

— Я же уже извинился. Хотя стоять под дверью, ещё и выставлять руки — полнейшее нарушение техники безопасности. Вы должны были продумать этот момент. Читали надпись: «Не стой под стрелой»? Это как раз тот самый случай.

— Я подам на вас в суд! Я завуч в музыкальной школе, я аккомпанирую на фортепиано и принимаю экзамены. Мои руки — мой инструмент. К тому же на работе надо заниматься работой!

— Мы накладывали гипс, — имеет в виду себя и медсестру.

— Уж не знаю, куда и кого вы выкладывали, но я дойду до министерства! — Вытираю слёзы.

Болит ужасно.

От Ткаченко веет уверенностью и силой. У него достаточно крепкие руки и, когда он их сгибает, рукава белого халата подчеркивают мышечный рельеф. Никогда не видела кого-то, кому бы так сильно шла рабочая форма.

Он заставляет меня сесть на кушетку, подходит ближе.

— Успокойтесь и сядьте в удобное положение.

— Добивать будете? — Поднимаю глаза и тут же жалею, мне почему-то неловко. — Я требую снимок! Консилиум! МРТ и КТ! Барокамеру!

— Предлагаю пускание крови. — Без тени улыбки помогает мне устроиться и садится напротив, лицом к лицу.

Двумя руками крепко и очень умело берётся за вывихнутый палец, чуть согнув его.

— Внимание, — кидает взгляд на мою грудь в пушапе, которую мне никак не удается прикрыть полностью, потом чуть отклоняется, заглядывая в карточку, — Ульяна Сергеевна, сейчас я одной рукой возмусь за основание вывихнутого сустава, а другой — за кончик пальца. Аккуратно потяну ваш палец по естественному направлению косточек, будто бы выпрямляя его в одну линию, одновременно втолкнув сустав на место.

И снова не прерывая зрительного контакта. Я ничего не понимаю и не разбираю. Не уверена, что я согласна.

— Что? Ай! — вскрикиваю, но боль резко проходит.

Её больше нет.

— Ну вот и всё.

— Спасибо.

— Вот мой номер. Если будет снова болеть. — Достаёт из кармана визитку.

Демонстративно бросаю её в мусорку. Терпеть не могу самодовольных красавцев, для которых нет равных среди женщин. Веду себя неадекватно, но кто бы рядом с таким врачом мог собрать мозги в кучу?

Разворачиваюсь к двери, даже не дождавшись заключения и договора на оплату. Решаю подождать в коридоре, не нравится мне этот доктор.

— Стойте, — вздыхает, всё еще сидя на крутящемся стуле возле кушетки. — Вернитесь на место. Я ещё не закончил.

Как бы мне этого ни хотелось, но сбежать не получается. Доктор Ткаченко накладывает шину на палец, обмотав её марлей и приклеив клейкой лентой к соседнему пальцу.

— Никогда не клейте ленту прямо на сустав, Ульяна, это опасно, — пытается поймать мой взгляд, а я нарочно не даюсь, отворачиваюсь.

— Раньше у меня просто болели кисти рук. А теперь у меня будут очень-очень болеть пальцы. Спасибо вам доктор, помогли!

— Это случайность, со всеми бывает. Как только заживёт вывих, разберёмся с вашими кистями.

— Ну уж нет, увольте! Я найду нормального доктора. К тому же у вас здесь такой прейскурант, что мне придётся продать папину машину. Очень у вас здесь дорого.

— У нас здесь качественно и прогрессивно! — Возвращается за стол, в своё большое кожаное кресло, берёт из кармана халата ручку, начинает писать.

— Прогрессивно ломать клиентам пальцы, чтобы потом они платили за лечение? Доктор Ткаченко, да вы гений.

Откладывает ручку в сторону, скрещивает руки на крепкой груди. Осматривает меня. Не понимаю: зачем он так делает? Я должна начать улыбаться и таять?

— Вы заплатите только за консультацию, Ульяна Сергеевна. Я всё понимаю.

— Я могу за всё заплатить, мне не жалко, только теперь одна рука у меня перебинтована, а второй я держу одежду.

— Хотите я помогу вам?

— Да, будьте любезны.

Стою возле двери. Он подходит вплотную, судя по всему намереваясь застегнуть на мне пуговицы.

Рассмеявшись, киваю на проём. И решительно отшагиваю. Размечтался.

— Я имела в виду открыть дверь и достать из кошелька карточку.

— Прошу! — Выполняет мою просьбу Ткаченко и провожает до регистратуры.

Ещё бы. Боится, что я в суд подам и оставлю такой отзыв, что ему придётся идти работать в приёмное отделение травматологии.

Это ему не частная клиника. Там с медсёстрами не похихикаешь, там пахать нужно.

Случайно встречаюсь с ним глазами, когда он помогает расплатиться.

И даже не подозреваю, что завтра мы с доктором Ткаченко встретимся вновь.

2. Глава 2

Мы с моей коллегой и подружкой Майей стоим на крыльце школы. Начинается торжественная линейка. Микрофоны берут ведущие. Подружка, пользуясь шумом, наклоняется к моему уху.

— Ну, Ульянка, скажи, как он? — с придыханием. — Изменился? Стал выше, крепче, сильнее, ещё красивее? Согласись, он словно бог в белом халате! — прижимает к груди ключи от кабинета Майка и смотрит на меня с завистью.

— Как я могу понять, каким он стал, если я не знаю, каким он был? Обычный мужик этот твой Константин Леонидович. Симпатичный, не спорю, но и самомнения воз и маленькая тележка. Не люблю такое. Хочется надавать по шапке.

— Я представляю, — полностью игнорируя мои слова, мотает головой и, глядя куда-то вдаль, вздыхает Майка, — ты небось, как только увидела Костю, так сразу же забыла про свои пальцы и боль. Ещё бы! — Быстро-быстро кивая. — Такой мужчина оказывал помощь.

— Да уж, забыла. Всё утро изучаю возможности подать на него в суд. Вот разберусь, что и как, и обязательно напишу бумагу.

Звучит гимн нашей страны и, вытянувшись в струнку, мы замолкаем.

Сейчас стало модно устраивать торжественные линейки по любому поводу. Вот у нас в детстве это случалось дважды в год: первого сентября и в честь последнего звонка. А сейчас изгаляются как могут. То перед началом четверти, то в конце, то день флага, то герба.

Я, естественно, выступаю за патриотизм и воспитание молодёжи, но у меня уже ноги отпали стоять на этой раздолбанной лестнице на моих тонких шпильках. Я хоть и с шиной на пальце, но всё равно хочу быть красивой, поэтому надела бежевую блузку с жабо и кожаную юбку солнце, а также телесного цвета лодочки на высоких каблуках, в них ноги выглядят стройнее.

— Мы с Костей в папиной больнице познакомились. В областной. Ты же в курсе, его там каждая собака знает. А Костик проходил ординатуру, вот у нас и закрутилось, — продолжает Майя, как только утихает музыка.

— Почему ты не сказала ему, что забеременела?

— А он всё равно бы не стал жениться. Он сам по себе. Знаешь, когда человек очень умный, много всего умеет, высоко взлетел и всего добился сам, ему очень трудно найти соответствующего партнёра. Он вроде бы был женат, по крайней мере, я видела фото в социальных сетях, но уверена, что в итоге та девушка не оправдала его ожидания.

— Да уж, — смеюсь. — Почему-то так и думала, что для Константина Леонидовича Ткаченко нет достойных его женщин.

Майка пожимает плечами. Она хорошая и капельку наивная. Неудивительно, что Ткаченко развел её на секс.

— Всё равно у ребёнка должен быть отец. Он же не погиб смертью храбрых. А Ткаченко обязан знать, что у него есть сын. Ну и деньгами помогать. А то живет в своё удовольствие. Я бы в первый день задержки объявила, что он скоро станет папой! А ты седьмой год молчишь и всё на себе тянешь. Это тебе ещё повезло, что семья обеспеченная, а то влачила бы нищенское существование и трудилась на пяти работах.

— Я ведь его обманула, Уль, — вздыхает. — У нас резинки не было. А мне с ним очень-очень хотелось. Влюбилась до умопомрачения. С первого взгляда. И боялась, что он больше не согласится. Сказала, что таблетки принимаю. Ай! — Махнув рукой. — Не жалею ни капли. За то вон Костик-младший у меня растёт.

— Сумасшедшая, — осуждаю.

Я на такие чувства неспособна. Вообще не представляю, каким должен быть мужчина, чтобы я с высоты прожитых лет в него прям влюбилась до потери пульса. А Майка, судя по всему, до сих пор своего Константина Ткаченко любит.

— Ужас, Майка. Как можно себя настолько не ценить?

— Ты просто не знаешь Ткаченко, когда он пытается понравиться. Да и теперь-то уже не докажешь.

— Есть тесты ДНК!

— Не буду я так опускаться.

— А насчёт того, какой он, когда пытается понравиться женщине, я не знаю, Май, и знать не хочу. Ну его к чёрту!

В этот момент директор называет мою фамилию. И я спускаюсь по ступеням, собираясь подойти к микрофону и выступить. Но нога попадает в ямку…

Я слышу хруст. Тут же возникает острая боль, особенно при попытке опереться или пошевелить стопой. Из глаз брызжут слёзы. От обиды сжимаю челюсть и неистово кусаю нижнюю губу. Молодой учитель по оркестровому классу, давно мечтающий разделить со мной постель, выбегает из толпы преподавателей и подхватывает меня под руку. Так как я порчу мероприятие, меня тут же оттаскивают в школу и, усадив за стол вахтёрши, как могут успокаивают. Сжав зубы, сдерживаю слёзы боли и обиды. Но нельзя, я же завуч. Человек на должности. Мне и так надавали авансов. Слишком молодая, не очень-то опытная.

Оркестровик вместе с новеньким и оттого очень активным преподавателем по сольфеджио снимают с меня туфлю и начинают обследование. Голеностоп сильно отёк, даже через колготки видна созревающая гематома.

Хочется завыть от обиды. Я в этих туфлях сто лет хожу. Как так-то? Майка, сбежав с торжественного мероприятия, крутится рядом и охает. Она пытается гуглить первую помощь. Вахтёр резонно заявляет, что меня нужно везти в больницу.

— Какую больницу? У меня столько дел! — Пытаюсь встать и тут же, скривившись, падаю на место.

— Надо нагрузку исключить — и в травмпункт, — влезает в происходящее сторож в телогрейке, хотя на улице градусов двадцать, не меньше.

— Я не могу, у меня только велосипед, — сокрушается оркестровик.

— Скорую вызывай, Ромео, всему вас нужно учить, молодёжь. Я в твоём возрасте вагоны разгружал. Тебе же, Николай Иванович, сейчас вагон дай, так ты же в него вход не найдёшь.

И смеюсь, и плачу. На здоровой ноге по-прежнему туфля, вторая у меня под мышкой. Оркестровик, оскорбившись, поправляет не по размеру большой пиджак и очки.

— Я с вами поеду, Ульяна Сергеевна, — смотрит мне в рот, ждёт разрешения, какой отчаянный.

Мне всё равно, куда он поедет в рабочее время и что ему потом за это будет, лишь бы нога стала такой же, как прежде.

— Ура, я спасена! — Кривлюсь от боли, пытаясь встать.

Едем в скорой. Николай переживает чуть ли не сильнее меня, отчего я волнуюсь ещё больше. Нас доставляют с ветерком и оформляют в приёмном.