Но когда Валентину Петровичу позвонили, и он ненадолго вышел из аудитории, все внимание студенток сосредоточилось на мне.
— С чего это он интересовался ее самочувствием? — раздражено спросил кто-то.
— Тут все более чем понятно, — хохотнула Катька. — Наша убогая бледна, как смерть, вот мой Вэл и боится, как бы она кони не откинула на его лекции.
Опять она за свое! Обернувшись, смерила Кузнецову долгим пристальным взглядом:
— Я, может, и бледная, но с чего это Валентин Петрович стал вдруг Вэлом? Он разрешил называть себя так? И почему это он вдруг твой?
Не знаю, с какой стати, но меня прорвало. Наверное, это пренебрежительное «убогая» сработало. Плюс мне на самом деле не хотелось выглядеть перед интересным преподом бледной и невзрачной.
Катька открыла рот, наверняка собираясь ответить что-то едкое. Но в этот момент в аудиторию вернулся преподаватель. Лекция возобновилась, а Катька заткнулась.
Я честно пыталась сосредоточиться на лекции. Вслушивалась в чувственный мягкий голос преподавателя. Он рассказывал о великих литературных произведениях прошлых лет, как будто нарочно касаясь некоторых пикантных подробностей. В том числе из жизни знаменитых людей. Невольно я представляла себя на месте всех этих дам и кавалеров ушедших эпох. А в роли соблазнителя всегда выступал Валентин Петрович. Его голос соблазнял, заставляя тело плавиться, а мысли путаться. Я была уже сама не своя от возбуждения. А ведь он ко мне даже не прикоснулся.
Тут уж не до литературы.
Валентин Петрович, кажется, тоже заметил, что я отвлеклась. Поднявшись из-за стола, направился в мою сторону. Остановился и навис надо мной, заставляя сердце забиться чаще.
— Ирина Комарова, вы меня сейчас слушали?
— Конечно, — бойко подтвердила я.
Слушала, еще как. Вот только ни за какие коврижки не могла бы вспомнить, о чем шла речь. Мне вообще показалось, как будто он читает какой-то женский роман. Восемнадцать плюс, между прочим.
— Тогда повторите, что я только что сказал, — повторил препод.
— Э-э-э… — мое сознание заметалось, как пойманная в клетку птица. Мозг мой как будто полностью отключился, остались лишь о похотливые, низменные желания. — Что-то про любовь…
До меня донеслись смешки. Кузнецова, конечно же, больше всех старалась. Ее просто выбешивало то, что Валентин Петрович обращает на меня внимания больше, чем на нее.
— Можно, я отвечу! — она чуть ли не впервые в жизни решила ответить. — Пожалуйста, прошу вас!..
Не водя с меня напряжённого взгляда, Валентин Петрович кивнул.
— Он коснулся ее холмика, поросшего густыми колечками светлых волос, — нараспев произнесла Катерина.
Произнесла Катерина, а покраснела отчего-то я. Разве такое читают на лекциях?
— Хорошо, Кузнецова, — снова кивнул Валентин Петрович. А сам бесцеремонно положил руку мне на грудь. — Продолжайте.
— Его пальцы раскрыли нежные лепестки и коснулись сосредоточия ее женственности, — зачитала Катерина. — Наконец-то он добрался до ворот ее страсти.
Что-то там еще было из области ботаники, про пестики и тычинки, сладкие соки и любовные лихорадки. Я уже не вникала в то, что декламировала Кузнецова, потому что полностью сосредоточилась на действиях Валентина Петровича. Теперь обе его широкие ладони лежали на моей груди и бесстыдно мяли ее, задевая большими пальцами чувствительные соски.
Внезапно я обнаружила себя полностью раздетой. Аудитория словно исчезла, вместе с Кузнецовой и ее эротическими этюдами. Остались только Он и Я. Преподаватель и его студентка, которая сейчас, к слову, офигевала от происходящего.
