Даша тогда ещё похвалила себя за такую привычку: к утру мягкий пушистый снежок сменился ледяным дождём, сковавшем все поверхности коварным ледяным панцирем. Он лил, застилая глаза, что девушка побоялась убиться ненароком по дороге. Но на удивление, до детского сада, даже несмотря на отсутствие фонарей и сносных тропинок в округе, она дошла без приключений. Они случились позже, когда Даша, с трудом поднявшись на крутое крыльцо и открыв дрожащими мокрыми руками дверь, щёлкнула выключатель в тамбуре. Зажёгся свет или нет, девушка уже не помнила. А вот то, что свет её жизни в тот момент погас, – это точно.
Ох, сколько раз она говорила Петровичу, рабочему и дворнику по совместительству, что электрика на кухне коротит! Вот, пожалуйста, и результат…
Сейчас в её голове не возникло даже подозрения, что происходящее – следствие комы или каких-либо галлюцинаций: её мозг наверняка придумал бы что-нибудь более ванильно-сказочное с балами и принцами, а уж никак не такое унылое мрачное место с мужем-деспотом.
Она встала, автоматически убрала постель и отправилась осматривать дом. Отсутствие в доме санузла и даже мало-мальски простейшего рукомойника в очередной раз подтвердили её уверенность в реальности происходящего: Даша помыслить не могла, чтобы жить в таком месте, где нет минимальных удобств. А уж про обязательную мойку в кухонной зоне и говорить не приходилось. Её внутренний шеф-повар сразу грохнулся в обморок, когда увидел подобное вопиющее нарушение санитарных норм: а ведь в доме ребёнок!
Вместо привычной раковины, справедливости ради надо сказать, около печи имелась низенькая табуретка, на которой стоял таз, а рядом, на полу, маленькое ведро с водой и ковшиком. Память Дарины услужливо подсказала, что тут девушка мыла овощи и посуду.
Даша зачерпнула воды и отпила, продолжая задумчиво оглядываться. Судя по всему, Дарина была достаточно чистоплотной и старательной девушкой, тогда отчего же в доме творился такой хаос?
Вывод напрашивался сам собой: Дьюк сбежал, решив, что в этот раз точно убил жену с пасынком. Любому другому это вполне могло сойти с рук, списали бы на несчастный случай, и дело с концом, но так как в деревне наёмника не жаловали из-за его сволочного характера, то вполне могли уцепиться за шанс избавиться от него. Вздёрнули бы на деревенской площади без суда и следствия и вздохнули свободно.
Было совсем невесело осознать, что этот мир по отношению к женщине застрял в тёмном средневековье: корова заболела — ей лекаря позовут, а баба занедужила, максимум, на что может рассчитывать, — сердобольная соседка травок каких-нибудь принесёт.
Оклемалась – молодец, работай-рожай дальше. Померла – что ж, бывает, видно, богам так было угодно. Женщина – грязь на сапогах мужчины-господина: отвалилась одна, достаточно быстро найдётся другая.
Ведуний в этой деревне не водилось. Впрочем, как и ведьм. Потому что все, у кого имелся хоть крохотный магический дар, подавались в города в поисках лучшей доли.
Одинокие женщины младше тридцати пяти лет, находящиеся без опеки отца, брата или мужа, априори признавались блудницами и облагались налогом.
Исключение составляли лишь те, кто владел магией. Этих женщин передавали в монастыри Пресветлых Дев и определяли на работу в больницы. Бесплатно, конечно же. Вернее, они были обязаны работать, таким образом оплачивая монастырскую крышу над головой и кусок чёрствой лепёшки.
