Поцелуй она запомнила тоже и хранила воспоминание о нем в своем теле – оно разлилось огнем по жилам и другим, безымянным местам, стоило лишь Хэтти взглянуть ему в глаза. Нет, это не влечение. Женщин, которых влекут мужчины ниже их по происхождению, ждет самая суровая кара – их считают умалишенными и даже иногда помещают в специальные клиники.
Хэтти прочистила горло.
– Люди готовы проехать десятки миль, чтобы полюбоваться на картины прерафаэлитов просто потому, что те прекрасны. Где тут тщеславие или жадность?
– Туше́, мисс Гринфилд!
Несколько крошечных шагов – и расстояние между ними исчезло. Она точно сошла с ума, если пытается незаметно вдохнуть его запах, вместо того чтобы спасаться бегством.
– Скоро все закончится, – заметил шотландец, – я имею в виду реалистическую живопись и даже расплывчатые стили, как у этих французов. Импрессионизм стал началом конца.
Хэтти нахмурилась.
– Почему же?
– Теперь появилась возможность снимать реалистичные изображения более эффективно. Зачем нужны художники, если машина воспроизводит предметы гораздо лучше?
– Что вы имеете в виду?
Блэкстоун посмотрел на нее с таким видом, словно она должна была знать.
– Фотографию.
Девушка отпрянула.
– Я с вами не согласна!
– Отчего же?
– Фотографический аппарат не способен схватывать эмоции в той же манере, что и кисть!
Он пожал плечами.
– Если все сделать правильно, то кто знает?
Перед мысленным взором Хэтти замелькали застывшие, безжизненные фотографические портреты. Конечно, Блэкстоун думает, что этого достаточно, – ведь он всего достиг сам и выбился из низов не благодаря доблести в битве или на ниве, а на железнодорожных рельсах и в клубах фабричного дыма.
– У фотографического аппарата нет души, – выпалила Хэтти. – Это всего лишь техника!
– Кисть тоже инструмент, – напомнил Блэкстоун, – только более примитивный.
В серых глазах читалось высокомерие, словно он говорил: что вы на это ответите? Блэкстоун наклонился к ней и теперь стоял слишком близко. Дыхание Хэтти участилось. Это уже не смешно!
– Я так понимаю, вы полагаетесь на машины. Я же предпочитаю людей.
– Я ни на кого не полагаюсь, мисс Гринфилд, – прошептал он. – Впрочем, если бы я на это решился, то доверился бы будущему, а не прошлому.
Неужели этим она и занимается – смотрит назад? Воспроизводит величие давно минувших дней? В глубине души Хэтти всегда знала, что топчется в арьергарде. Мысли путались. Черные как смоль волосы Блэкстоуна на солнце отливали красным.
– Россетти и Милле показывают, что красота и истина вовсе не исключают друг друга! – охрипшим голосом воскликнула Хэтти. – Почему весь мир настаивает на том, что признания достойны лишь машины или старики?
– Иными словами, – заметил Блэкстоун, – почему никто не принимает всерьез вас?
Слова вошли в ее сердце, словно нож в масло. Либо Блэкстоун гораздо проницательнее, чем она предполагала, либо же у нее все на лице написано. Хэтти почувствовала себя нескладной и беззащитной из-за того, что подобный мужчина осмелился сказать ей такие вещи о ней самой, или же из-за того, что она его недооценила. Она негодовала – и на тягучее напряжение, пульсирующее между ними, и на его пристальный взгляд. Тепло его тела проникало сквозь сиреневый дамаст прямо в кожу, словно жар от огня. Внезапно Хэтти заметила, что почти касается грудью его жилета. Взгляд Блэкстоуна медленно упал на ее губы.
Сейчас это случится снова!
