Дело близилось к обеду, когда в приёмной появилась Ирочка со стопкой документов в руках.
— Ариша, выручай! — проскулила она. — Ксерокс полетел, а ты единственная на этом этаже, у кого есть запасной. Мне бегать вниз совсем не охота. — И не дожидаясь ответа, поставила передо мной кипу бумаг.
Я не успела даже рот открыть, чтобы что-нибудь возразить, как она выскочила из приёмной.
— В двух экземплярчиках. Буду должна, — это она прощебетала уже в коридоре.
Ладно. Могла бы её послать, но не буду. Делать сейчас всё равно особо нечего.
Я влезла обратно свои злосчастные туфли и, терпя боль, доковыляла до ксерокса. Нажала кнопку «копии», и адская машина заревела, выплёвывая лист за листом. А в моей голове всплыли слова из песни: «…по лицу роса. Я к тебе босая, за тобой бегу на край света, босая...»
Босая!
Как же мне хочется выбросить эти чёртовы туфли в ближайшую помойку и остаться босой. Все мои мысли занимала боль в ногах, которая только и делала, что нарастала с каждой минутой. Всё больше и больше. Ещё малость — и начну выть от боли, словно дикий зверь.
Дверь кабинета шефа снова распахнулась. Мужчины, выходя, параллельно бросали взгляды в мою сторону и о чём-то перешёптывались на своём языке.
Тот, который был самым старым, подошёл ко мне и с явным восточным акцентом произнёс:
— Было приятно познакомиться, Арина! — Затем взял мою руку и поцеловал, перед тем как добавить, утопая глазами моём декольте: — Надеюсь, мы ещё встретимся.
Трындец! Разве что в следующей жизни.
Я ничего не ответила, но и сдержать нервный смешок не смогла.
Мужчина смотрел на меня с такой похотью во взгляде, от чего мне захотелось спрятаться где-нибудь за ксероксом. Где-то читала, что женщине очень трудно выдержать взгляд мужчины, который её хочет. Теперь я поняла, каково это на практике. Но всё это херня, в сравнении с пыткой на моих ногах, которую я терплю уже битый час.
Когда последний из них пожал руку боссу и за ними наконец-то закрылась дверь приёмной, я услышала раскат грома:
— Арина! Ты что себе позволяешь?
Он не кричал. Нет. Он орал как бешеный. Мне казалось, что дрожали даже стёкла в оконной раме. Тимирязев кричал, а я молчала. Молчала и только смотрела на него. Смотрела на него, а думала о туфлях.
О боги!
В какой-то момент, в перерыве между чтением морали по поводу моего внешнего вида и страданиях о репутации нашей фирмы, — кто бы говорил! — я не выдержала, и по моей щеке побежала одинокая слеза. Тимофей увидел это и замолчал.
— Ну… это не повод для слёз. Не стоит из-за меня так расстраиваться. — Он подошёл ближе. На секунду мне показалось, что он хочет успокоить меня.
— Да при чём здесь вы? — Слеза уже текла со второго глаза.
— В смысле, при чём здесь я? — От возмущения его щёки практически раздулись.
— Туфли! — промямлила я, шмыгнула носом и посмотрела вниз, на лаковые кандалы.
Именно так я их ощущала. Не в силах терпеть эту боль, я с громким стоном отбросила их в сторону. В ту же секунду мои ступни ощутили приятную прохладу. Подняла голову и закрыла глаза. Какое облегчение. Я бы сказала — блаженство.
Всё! Решено. Так и поеду домой. Босая, но зато счастливая.
— Ой! Здравствуйте, Тимофей Петрович! — В реальность бытия меня вернул голос Ирочки. — Ариш, вижу, ты всё, — запнулась она на пороге.
Да, я всё! Это правильно обозначение данной ситуации.
— Угу, — отвечаю я и киваю на кипу готовых бумаг.
