Устроились в неказистой пристройке к ферме, что служила складом для нехитрого скарба, которым, собственно, Гера заведовал, и где в летние периоды ютился. Топчан, стол вполне справный, множество мух по окладу грязного, в радужных размывах окна.
– Хороша, – дипломатично крякнул Михаил после порции предусмотрительно принесенной белой и хрустнул огурцом.
– А какую, Михо, я брагу пил, – мечтательно опроверг Герасим. – Заморского звания. Дух важный, мухи только так дохнут.
– Где добыл?
– Вито Куманин, я ему цепь на мотоцикл спроворил.
Миша коротко хохотнул. Подобный рецепт был известен, Витька угощал за рыбу. Самогонку он гнал из затейливого настоя плодов и аниса (отсюда и называл «ананасовая»), и доказывал, что вещь на иностранный манер не требует закуски, и действительно, жидкость распространяла отчетливый смрад, хоть на употребление была довольно сносна. В соответствии леску пошевелил:
– Да Куманин же подкузьмит без оглядки.
– Вито? – расстроился хозяин. – Ни в жисть! Я доверенностью к нему обладаю отнюдь.
Михаил смолчал кратко и продолжил тонкое плетение допроса:
– У Куманиных коровенка знатная. Ярославская?
– Ёптыть, кака ярославская, обыкновенно холмогорка!
Пауза. Миша:
– На покосе даве литовку ухлопал – трава добрая.
– Ага, и комбикорма богатые.
Михаил применил глубокий ход:
– Ручаюсь, хранилище так и не починили. Видит бог, латать обратно только по дождям начнете.
Потребно пояснение. «Ручаюсь… видит бог» – это было из арсенала излюбленного толстяка и еще более язвящего Арчи Гудвина, его помощника – как последний сложился особью завидной наружности и боевитости. Применять эти и штучки типа «чертовски приятно», «как вам это понравится» сложилось назойливым пунктиком Михаила. В особенности хотелось запустить как-нибудь в присутствии Маши Боковой: «Я не из пугливых… не советую шутить». Между прочим, Миша даже пытался выращивать… нет, не орхидеи (финт из быта Вульфыча), раздобыть таковые не представлялось реальным – герань, тогда цветок был самым доступным. Словом, применить оружие Миша не преминул.
Отдадим должное, замёт впечатление на Геру произвел: мужик угукнул и с размаху хряпнул налитую меру, предварив: «Выпьем по всей, чтоб повеселей». Собственно, теперь можно было приступать к насущному:
– Ну а как у тебя в хозяйстве – есть какие… (Миша повилял ладошкой) события из ряда вон. – Налил вдогонку.
– Нок неуж! – незамедлительно обхватил резервуар Гера. – Два бидона сперли… Да хрен с имя. А соляру на генератор опять вовремя не поставили, насос мимо, говно от коров пришлось самим лопатить. Механики не дают, шкуляли соляру по деревне – за телочку у Данилыча наробили.
– Дела… – квело согласился Миша. Поморгал. – Нет, я про стадо, – виновато хихикнул, – про Матильд (всякую корову Гера отчего-то величал Матильдою) – тут книженция попалась, оказывается, организованная жизнь.
– Ты насчет Антея ли-чо-ли?… – сходу осознал подследственный, у Мишки смущенно ерзнула щека. Гера выплеснул дозу из стакана точнехонько себе в горло, сунул в нос замурзанный конец рукава, шумно втянул воздух. Грубо отодрав зубами кусок хлеба, забубнил: – Лешая скотина. Ночью, слышь-ко, зашуршит, затрется о тёс, и вся ферма пошла ходуном. А этот замолкнёт и ушами лупат.
Миша впялился.
– Иди ты!
– Крест на пузо! Опеть жа мычит, ровно песню поет. И копытами скёт впопад – будто барабан шшолкат. Дело нечистое… И ты понимаш, ни одну корову не покрыл – тот еще вельможа. Председатель на Колчина буровит, деньги-де в прорву, а тот руки разводит. – Гера виртуозно свернул из «Пионерской правды» махорку и радостно скривился в пахучем облаке.
