Сидеть там до самого утра я не мог, осознавая, что завтра мне нужно снова идти на работу. Отряхнувшись от песка, я направился домой. Не спеша, прогулочным шагом. В окнах жителей свет уже не горел (разве что из детских падали слабые лучи ночников, чтобы малыши не боялись темноты, если вдруг проснутся посреди ночи). Я невольно задумался и о том, как интересно был устроен город. Дома местных жителей имели существенную разницу в сравнении со зданиями общего пользования: они были живыми. Весь дом полностью был выращен (не построен) из деревьев. Стены, потолки – вся оболочка состояла из домунуса6. Это дерево вызывало уважение у всех живущих. Оно было для них особенным живым организмом, так щедро дарившим всем крышу над головой. Его прочная структура позволяла ему хорошо сопротивляться даже самой лютой непогоде, бережно сохраняя тепло внутри жилища благодаря смоле, которая текла внутри него. Смола домунуса поддерживала в нем оптимальную для растения температуру в любое время года. Она согревала зимой и охлаждала летом. В нашем городе зима как таковая никогда не наступала. Иногда выпадал снег, но он достаточно быстро таял. Льда жители города (те, что никогда не уезжали отсюда) в природе никогда не видели. Они любовались им лишь на картинках.
Общественные здания напротив создавались иным способом. Эту «фишку» привезли из дальних земель: в целом, здания так же были деревянными (а иногда и каменными), но дерево было мертвым. Как это? Да очень просто, его срубали и выпиливали из него различные конструкции для постройки. Чаще всего использовали несгораемое лавовое дерево7. Его любили все строители за его необычное свойство: помимо несгораемости, оно замечательно работало в конструкции. А именно все трещины, которые образовывались в процессе эксплуатации, зарастали корой дерева, несмотря на то, что оно было мертвым. Правда, мертвым – это сильно сказано. Это было одно из немногих деревьев, продолжающих регенерироваться даже после срубания и многочисленных повреждений (из него вырезали конструкции разных форм и толщин). Я не очень понимал, как строители все это рассчитывают, пока не узнал, что это «у них в крови», как мне сказал один из них. И правда, это казалось даром. Они строили по наитию, полагаясь только на интуицию. И, надо признать, никогда еще не ошибались, насколько мне известно.
Наконец, я добрался и до своего жилища. Мой дом, как и прочие, тоже был выращен из домунуса. Он отличался от других тем, что у меня ветер не гулял. Почему? Все просто, у меня были закрыты окна. Я, когда только приехал сюда, раздобыл в южных лесах прозрачные листья хрустального папоротника8 и установил их в круглые оконные проемы. Они благополучно обволоклись домунусом и служат мне верой и правдой до сих пор. Правда, я обработал края листьев, чтобы можно было открывать окна и впускать свежий воздух, а чтобы ветер не открывал их сам, прирастил к домунусу гибкие веточки ламаны9. Закрепил я их так, чтобы иметь возможность открывать окна как внутрь, так и наружу. Чтобы листья не сгибались под собственным весом, их я обработал прозрачной смолой и обжег ее, чтобы она затвердела. Все в комнатах (кроме потолков, их я трогать не стал) я окрасил краской из бутонов ламанарии. Жесткого различия стен от потолков не было, ведь их образовывал один ствол, тянущийся до самого верха. Чтобы создать это самое различие, пришлось еще прирастить к ним несколько длинных веток (кажется, в строительстве это называют плинтусом). Пол у себя дома я просто обожал. Он был застлан мягким мхом. К тому же, благодаря одной хитрости, мне удалось сделать так, чтобы в разных комнатах его цвет отличался. Мох рос, подпитываясь водой из земли. Я всего лишь окрасил воду с помощью той же ламанарии и поливал ей мох. У меня была мысль сделать узор таким способом, но я отказался от нее. Однотонный пол мне больше был по душе. Дом мне достался совсем новым, как вы уже поняли. Не окрашенный, без пола и мебели, без светильников и водоорганизации (так у нас называют водопровод).
