Иногда я говорю сама с с собой. Обещаю больше не плакать и быть сильной. Раньше я любила уединение и чтобы посидеть с книгой в тихом месте, но только не теперь, когда я как псих-одиночка сижу в четырех стенах и ни с кем не общаюсь, и не вижу ничего кроме темноты.
Черт возьми, я боюсь, что не выдержу и наверное, я все же начала сходить с ума, потому что я очень жду Его. Своего Монстра. хотя бы на минуту. Увидеть его, услышать, понять, что еще не конец. Для меня, по крайней мере.
Арман, где ты? Ты тоже в Аду? В своем или нашем общем? Я так хочу увидеть тебя, поговорить с тобой и даже поесть с твоих рук. Я скучаю по тебе, потому что за все эти дни ты единственный, кто вообще здесь разговаривал со мной, пусть и как с рабыней.
— Ко мне.
Я зажмуриваюсь от яркого света и пулей подрываюсь с мата. Какой-то дикий инстинкт самосохранения все еще работает, но быстро опомнившись, я подхожу к нему.
Мой Монстр пришел, на его правой руке намотан кнут. Это для меня. Точно.
Становлюсь напротив, стараясь как можно быстрее адаптироваться к яркому свету. Шрам выглядит собранным и спокойным, а я кошусь на приоткрытую дверь.
— Ты хорошо себя вела?
— Да, то есть… да, хозяин.
Вздрагиваю, когда Монстр берет меня за шею, всматриваясь в мои глаза. Наверное, я ужасно выгляжу. Хорошо, что здесь нет никаких зеркал.
— Почему ты дрожишь?
— Мне холодно здесь.
Пожимаю плечами, вижу при свете, что мои ладони практически белые. Я сильно замерзла и плохо чувствую пальцы.
— Пожалуйста, позвольте мне выйти подышать! Я очень хочу на свежий воздух.
Преодолевая страх, тянусь к его ладони, но вовремя себя одергиваю. Прошлый раз Монстру это очень не понравилось. Он не любит прикосновений, тогда как...
— Если будешь послушной девочкой, я подумаю над этим.
Начинаю плакать. От его непробиваемости, жестокости, холода. Да чтож такое. Я не думала, что настолько труслива и слаба, но сила не в этом.
— Я послушная! Я послушная, прошу, Арман…
Он резко меня отпускает, когда слышит свое имя. Кнут в его руке аж трещит, а мне страшно. Я все еще помню, как он бьет. С силой, наотмашь просто.
— Где ты услышала мое имя?
— Рокс. За дверью.
— Ясно.
Поджимает свои идеальные губы, и Шрам его при этом кажется просто зловещим.
— Арман, вы же тоже человек, пожалуй…
— Заткнись! — обрывает резко, закрылся максимально, клянусь, я прямо ощущаю эти его иголки в воздухе. Никому и ни для кого, никогда не открывается. Кактус, не иначе, какой-то дикий ёж, дикобраз, скорее.
— Не смей называть меня по имени, рабыня. Никогда! Поняла?! Я хозяин для тебя, твой господин, уяснила?
— Да. Да, хозяин. Я больше никогда, честно! Прошу, только не надо.
Вздрагиваю, когда Монстр поднимет руку и вытирает ею мои слезы. Так нежно, что я начинаю плакать сильнее. Мне хочется, чтобы меня пожалели, пусть даже это будет мой мучитель.
— Что с тобой, зайчонок?
— Мне страшно.
— Чего ты боишься?
Закрываю глаза. Я не могу. Я просто.
— Не знаю.
— Знаешь, скажи. Почему ты закрыла глаза, девочка? Посмотри на меня.
— Я не могу!
— Можешь. Давай, надо смотреть своим страхам в лицо.
Предавая саму себя я открываю глаза, поднимаю голову, видя его довольный взгляд. А глаза у Армана просто невероятные: темные, как глубокое черное море, океан.
— Тебя кормят, тебя никто не трогает. Так чего ты боишься?
— Вас.
— Что во мне тебя пугает больше всего, рабыня?
Мельком на него смотрю. Передо мной высокий черноглазый дьявол с кнутом в руке. Хороший вопрос, но я не знаю, как на него ответить так, чтобы не остаться потом без головы.
