Еся так плакала, когда проснулась в реанимации. Я помню этот момент, я его никогда не забуду.
Она кричала на все отделение, посбегались врачи, никакой комы у нее не было. Было только сотрясение мозга и психологическая травма по имени “Монстр”.
Я стоял за дверью и слышал, как Еся зовет меня. Она звала меня до хрипоты.
Я знаю, что сломал эту девочку, я это уже тогда прекрасно понимал. Ни в первые сутки похищения и даже не в тот день, когда взял ее, нет. Это были уроки, по большему счету, я ее тренировал, обучал, готовил. По-настоящему Есю я сломал тогда, когда Данте приехал посмотреть, насколько хорошо я вышколил рабыню, и насколько идеально рабыня слушается меня.
Мне нельзя было показывать к рабыне чувств, я ее хозяин, а хозяин только отдает приказы, он всегда ведет. Я поимел Есю в рот при Данте, и это было отвратительно.
Нет, не то, чтобы мне не понравились, просто я не хотел делать этого против ее воли и напоказ. И еще это было так похоже на то, когда меня накормил таблетками Хамит, а после пустил ублажать Маджиду. Конечно, против моей воли и всякого желания, но у меня не было выбора. У Еси его тоже не имелось.
Она боялась, но не сопротивлялась. Моя умная девочка всегда слушалась меня.
Данте остался доволен, но он тоже захотел Есю. Он тоже ее возжелал, я это видел, и единственное, что меня спасло тогда — звонок перевозчика.
Но Есе и этого хватило. Я помню, как она испугалась. Когда Данте уехал, моя рабыня попыталась убежать, но упала у самых ворот думая, что капсула с ядом в ее теле сейчас взорвётся.
Еся искренне верила в это дерьмо, верила так честно, и мне уже сложно было переубедить ее в обратном.
Я думал, в реанимации Еся будет звать мать, учителя, кого-то знакомого, но она звала меня. Кричала мое имя, но чаще всего я слышал слово “Монстр”. Моя девочка повторяла его даже тогда, когда ее начали успокоительными, чтобы ее давление пришло в норму.
Еся оказалась самой слабой рабыней из возможных, и это была моя огромная ошибка. Данте в этом плане оказался абсолютно прав. Это он должен был выбрать девушку, которая бы вынесла все.
Еся бы не выдержала, я уверен, она бы завалила аукцион либо еще по пути к нему либо в первые минуты. Она боялась всего и признавала только мои руки. Подчинялась, да, она была покорной и милой, но только для меня, и это так не работало.
Мы боялись, что у Еси случится инсульт. Она ходила по самому лезвию и я вместе с ней, это было опасно.
На третьи сутки ее практически непрекращающихся истерик я не выдержал. Еся все время просыпалась и плакала, она не смирилась и зайти я не мог. Я боялась сорваться и просто сгрести ее в охапку.
Это означало бы верную смерть для нас обоих, потому что Данте уже рыл землю чтобы найти меня, и я не имел права так просто все испортить.
Тогда мне пришлось пойти на этот шаг. Мы делали так иногда на службе. Это спасало жизни и я тоже хотел, чтобы Еся жила. Мы затерли ей память, искусственно поставили блоки, никакой амнезии у него не было.
Каких-то двадцать минут и моя осенняя девочка больше не помнит Монстра. Его нет, он исчез также как и ее и страхи, и я хотел этого. Хотел, чтобы Еся не плакала, чтобы не боялась, чтобы не просыпалась от истерик.
Я хотел, чтобы моя девочка прекратила вздрагивать от каждого шороха и спрашивать постоянно об аукционе.
И это сработало. Ее состояние пришло в норму, показатели нормализовались, риск инсульта миновал. Давление перестало колебаться, Еся начала приходить в себя и прекратила эти жуткие истерики.
