Мой Париж – Гомель - страница 4
Эдик встал. Поднялись Иваныч с Петровичем. Молчат.
Ощущают торжество момента.
– Ну что, до встречи через сто лет, – заговорил Эдик.
– У нас столько не живут, – усмехнулся Иваныч.
– А я вам мелодию подскажу, будете слушать ее почаще.
Глядишь, не раз еще свидимся.
Эдик тронул антенну, и к звездам понеслись божественные звуки маленькой ночной серенады…
Иваныч и Петрович допили чай, выключили радио и спустились на землю. Петрович присел на корточки. Положил ладонь на влажный, заросший мхом камень у основания башни. Удовлетворенно крякнул. Встал. Отряхнул руки и неизвестно кому в утреннюю тишину прошептал:
«Айл би бэк…»
РЕЧНОЙ ВОКЗАЛ
Я сказала речной вокзал?
Перепутала. Клуб «Немо». Конечно, «Немо». Столики, стульчики, цветочки. Салаты с морепродуктами, говядинка с грибочками. Джаз живой по выходным.
Но если мы будем настойчиво смотреть в окна клуба, снаружи, конечно, то ли сквозь прозрачную органзу стекла, то ли сквозь годы нашей памяти, проступят очертания речного вокзала. Зайдем в него. Пустой зал с обшарпанными стенами, открытая касса.
– Нам, пожалуйста, 4 билета на «Ракету» до Хаток.
– Пожалуйста. 4 билета до Хаток.
Почему 4 билета? Да потому что нас четверо! Маша, Даша, Паша, Саша.
Все знакомые уже давно в Хатках, и только эти четверо задержались в городе.
Да вы, наверное, не знаете ни Боровую, ни Плесы, ни Хатки. А жители нашего города кому за 30 знают. Остановки на берегах реки. Для взрослых – дачи, для молодежи – первые походы. Для расслабленных по жизни – палаточный городок с марта по октябрь. Например, в Хатках. Понятно, что надо ехать.
Но вот какая арифметика: Паша любит Машу, а Маша любит Сашу.
Машу можно понять. Саша носит круглые очки, как у Джона Леннона, играет на гитаре и поет «Аделаиду» Гребенщикова звонче самого Гребенщикова. Но и Пашу можно понять. Маша солнечная, с длинными ногами и, хоть и умная, не умничает. Всех можно понять, а в целом Санта-Барбара.
За дело берется специалист. Даша.
– Ой, мальчики, какие вы веселые! Ой, какие смешные! А давайте выйдем на остановку раньше, на Боровой… Ой, а ведь это была последняя «Ракета». Придется ночевать здесь, а утром первым рейсом в Хатки. Что? У нас ни палатки, ни спальников? Зато есть плед! Огромный, метр на метр. На четверых. И консерва. Гуляем!
Закат. Теплая река. Даша купается. Прекрасная нимфа в алмазных каплях воды – зрелище не для 16-летнего юноши. Да что я говорю, именно для 16-летнего юноши самое зрелище!
Ой, что это попало Даше в глаз! Так не вовремя! Помочь некому. Почему некому? Как раз Паша с костром на берегу возится.
– Паша! Паша!
– Что такое?
– Посмотри, что-то в глаз попало.
– Да вроде ничего нет.
– Как нет ничего?! Смотри внимательно… Ой, чуть не упали! Упали! Какая теплая вода, правда?
И вот они плавают в реке, такой узкой для двоих, что приходится буквально касаться друг друга. А потом сушат одежду, кутаются в один плед. Сменной-то одежды с собой нет.
Кто ж знал, что все так повернется!
К утру Паша называл Солнцем уже другую звезду, а у Маши появилась возможность ознакомиться со всем репертуаром Бориса Борисовича Гребенщикова в исполнении Саши…
Первая «Ракета» привезла ребят, перемешанных, но не проясненных, в гомельский Вудсток, Хатки.
Берег Хаток обрывист и высок. Ребята почти поднялись к палаточному лагерю, как вдруг пораженно замерли. Сверху вниз по обрыву медленной поступью спускалась серая в яблоки лошадь.
Похожие книги
