Мой последний сон. Три повести - страница 2

… – Так вот, друг мой, – говорил он, – Юлия в панике. Снова объявился принц Гектор. А Бенцон, словно сорвалась с цепи: она понимает, что случись что с бедным принцем Игнатием, то престол, вернее, его наследование, захватит итальянец. А уж он то ей жизни не даст. Поэтому уважаемая фрейлина торопится со свадьбой Юлии и Игнатия более, чем со свадьбой Гектора и Гедвиги. Планы этого мерзавца таковы: жениться на Гедвиге, затем как-либо извести принцессу до смерти, а затем жениться на Юлии. Бенцон это прекрасно видит. Ей самой хочется стать Гедвигой. Бедные девочки! Что с ними сделает эта интриганка!

– Но ведь принц Игнатий – душевнобольной. У него, если не ошибаюсь, паранойя, – заметил Крейслер.

– К сожалению, друг мой, ты не ошибаешься. Но ведь власть для Бенцон – это все в жизни. Пусть даже власть в этом химерическом княжестве. Она даже не может понять, что все это погубит Юлию. Для советницы счастье дочери видится тоже во власти над этим крохотным кусочком земли. У нее нет других ценностей. Она по-своему тоже несчастна.

– Согласен, маэстро. Мне ее жаль. Но Юлию жаль больше. Надо что-то делать. Но что?

– Ты только не горячись, Иоганн. У меня есть совет для тебя, вернее, план твоих действий на будущее.

– Так что же ты молчишь! Вскричал Крейслер и ударил кулаком по перилам моста. Лошадь его заржала и попыталась встать на дыбы, приподняв уже передние ноги и согнув задние. Крейслер удержал животное своей сильной рукой и снова обратился к старому мастеру:

– Не томи меня, маэстро. Ты знаешь, чего мне стоят эти минуты в Зигхартвейлере. Говори, прошу тебя.

– Прямо здесь? – спросил маэстро, оглядываясь. Вокруг не было ни души, но что-то он не хотел здесь ничего рассказывать: для разговоров существовала рыбачья хижина или же его собственный дом. Лишь там он был в безопасности от ушей своих недругов.

– Я не выдержу! Снова вскричал Крейслер. Лошадь опять дернулась, но снова безуспешно.

– Хорошо, скажу. Как будто никого нет, – Абрагам помолчал, а потом твердо проговорил:

– Бери Юлию и беги с ней из княжества. Я дам тебе хорошее убежище вне Зигхарствейлера.

– Бежать?! Словно два преступника? Ты мне это предлагаешь, Абрагам? Неужели это твой совет? Я не ожидал такого от тебя. По-моему, ты заблуждаешься, друг мой, – с жаром ответил Крейслер.

– Вовсе нет, – возразил мастер. – Здесь тебя ждет самое плохое, что ты только видел в этой жизни. Страшнее пули, страшнее петли, тюрьмы, презрения.

– Что же? – перебил капельмейстер.

– Не будет говорить о дурном, – предложил маэстро Абрагам. Слушайся меня, ведь я старше, поопытней тебя. Я больше пережил и знаю… Неужели ты думаешь, будто я желаю тебе зла?

– Нет-нет, Абрагам, но бегство с Юлией отсюда напоминает мне кражу ее у матери. Ведь та пригласила меня сюда, а так это будет выглядеть черной неблагодарностью по отношению к ней. Это совершенно в духе Гектора и его братца, – твердо закончил Крейслер.

– Тебе пригодился портрет? – спросил старик.

– Да. Он спас мне жизнь. Спасибо, друг.

– Вот видишь! Я был прав, вручая его тебе!

– И еще, князь… Он не имел зла на меня и не имеет. Я попробую поговорит с Бенцон. Ей надо все объяснить и она поймет, обязательно поймет.

– Не делай этого! – вскричал мастер. Она безумна, как настоящее чудовище и к тому же на редкость фанатичное. Я разговаривал с советницей. Убедить ее мне оказалось не под силу. Бегство и только бегство. Я помогу тебе. И нельзя медлить, пойми ты это. Каждая минута может стоить очень и очень дорого и для тебя и для Юлии. Поспешай, друг мой! Пойдем ко мне домой. Там обсудим все детали.