Мой потерянный рай - страница 18

Под прицелом внимательных глаз Юю опустилась на стул и обвела взглядом собравшихся. Радом с Григорием сидели уже знакомые Юю Антон с Юрием. Мужчины, а их Юю насчитала пятнадцать, включая Григория, каждый по-своему поприветствовал её – кто отсалютовал бокалом, кто приподнялся на стуле, а кто и вовсе ограничился вежливым наклоном головы. Один из официантов, стоящий позади Григория, налил Юю бокал искристого шампанского. Импозантный лысоватый мужчина, в котором Юстина узнала известного киноактёра, игриво подмигнул ей.

– Рад, очень рад, что такая красавица разбавила наше унылое мужское общество!

– Ладно тебе, Кирилл, – усмехнулся Юрий, – так уж и «унылое»!

– Конечно, унылое, одно мужичьё!

– А почему Вы ужинаете без женщин? – после пары глотков шампанского Юю осмелела ещё больше.

– Здесь женщин можно увидеть лишь в качестве обслуживающего персонала, – пояснил Юрий, пристально рассматривая Юстину, – у нас тут своего рода мужской клуб по интересам.

– Гриш, может быть, ты раскроешь всю тайну интриги? – сухопарый, с изрытым оспой лицом мужчина вопросительно взглянул на Григория. – Не в твоих заводах нарушать устоявшиеся традиции!

– Всему своё время, – Григорий переглянулся взглядом с Антоном. – А пока, полагаю, наша гостья не откажет нам в удовольствии и не подарит нам какую-нибудь песню в своём исполнении! Юстина – великолепная артистка!

Юстина поперхнулась шампанским и долго не могла прокашляться, покраснев при этом словно переспелый помидор.

– Простите, – хрипло выдавила она, – песню? Вы сказали песню?

– Что-то не так? – Григорий жестом остановил официанта, готовящегося поставить перед Юстиной тарелку с салатом.

– Но, я не певица, я была ведущей на радиостанции, – попыталась было возразить Юю, но стоило Григорию сдвинуть брови на переносице в вопросительном изломе, а всем остальным мужчинам одобрительно захлопать в ладоши, и Юю ничего другого не осталось сделать, как встать, подойти к роялю и вымученно улыбнуться тапёру. В голове вихрем крутились всевозможные мысли, среди которых доминировала одна: её попросил Григорий, и Юю просто-напросто не в силах ему отказать, не в силах и всё тут.

Тапёр, смазливый парень с лихо закрученными усами на капризном лице непризнанного гения, поднял голову, устремляя на Замойскую пространный взгляд голубых водянистых глаз.

– Ы-ы…

– Что петь желаете?

– Ничего, – буркнула Юю, но, заметив замешательство на лице тапёра, решилась, ехидно улыбаясь: – Давай Михаила Круга «Розу» или «Кольщик»!

Юю и сама не понимала, отчего это вдруг ей взбрело голову выбрать именно такой репертуар: бывший муж Евгений был ярым поклонником шансона, так что блатная тюремная романтика давно сидела у Юстины в печёнках.

Губы тапёра тронула понимающая улыбка. Взметнулся блестящий кудрявый чуб, руки юноши трепетно взяли первые аккорды. Воцарилась гробовая тишина: смолкли перешёптывания, ироничные смешки, прекратилось позвякивание столового серебра о края фарфора. Слова сами собой всплыли из памяти, а глубокий, с приятной хрипотцой, голос Юстины печальным эхом пролетел по залу, задевая самые потаённые струны души. Она не видела перед собой никого, лишь только глаза Григория, блестящие, с застывшей скупой мужской слезой обжигали её расплавленной лавой, без труда проникая в сознания для того, чтобы навсегда оставить в памяти неизгладимый след. Казалось, напряжение, повисшее в зале, можно было резать ножом, до того густым и тяжёлым была его консистенция. Где-то к середине песни Юрий не выдержал и залпом осушил рюмку водки. Вид у него был потерянный, даже испуганный. В последнем куплете, когда ностальгия достигла своего апофеоза, Юю так проникновенно спела строчку: «Перед ней он, как перед иконою, в чем сумел заработать за срок: фофан, кембель, да ксива казенная, да для нее Оренбургский платок», что тапёр, одухотворённый мастерским исполнением песни, и сам прослезился, уронив натруженные пальцы на чёрно-белое полотно рояля.