Мой Совет - страница 9

Как только я переступил порог в восьмом классе, сразу понял, куда я поступил. Как? На входе играла музыка, под которую танцевали школьники. Они решили это сделать, а им никто не сказал и слова. Поднимаясь по лестнице, я увидел девочку, которая сидела на бетонном перекрытии и играла на гитаре. Просто играла, аккумулируя вокруг себя публику. А в столовой, надо сказать, совершенно невкусной, сидели парни и рубились в шахматы, попивая лимонник. Спустя четыре года обучения я разучился изумляться этим мелочам, в которых спрятана правда.

Я не знаю, каким образом достигалось это состояние «парника». Лицей не был «либеральным» заведением. Вовсе нет. Это вполне консервативная школа университетского типа, с четким профильным разделением и железной дисциплиной. Никакого вам «Liberal Arts» или даже кружка по фотографии.

Если искать параллели, то лицей вырос из серебряного века. Те же отношения художника и государства. Ну, в нашем случае, талантливого школьника и администрации. Расцвет науки, творчества и мысли в чрезвычайно автократичной, душной системе без школьного самоуправления. Без инициативы снизу и «права голоса».

Есть директор – железный мужчина военной выправки и такого же мировоззрения. Про таких говорят «статусный». Три бриллианта в обручальном кольце и серые, ледяные глаза в золотой оправе. Он эту школу сделал, и ей же 27 лет управляет. На год больше Лукашенко. Вокруг него – тёти замдиры, которых много. Хотя, конечно, они не заместители. Почему? Просто он не заменим. Ну, по крайней мере, все в этом уверены…

Лицей – зрелая автократия. Директор – настоящий «мужик», принимающий все решения. Конечно, у него есть замы. Один из них – по воспитательной работе. Точнее, она. Это учительница русского языка и литературы. Ей на тот момент и «принадлежал» Совет Лицеистов. Что это такое? Кружок массовиков – затейников, наряжающих школьную ёлку на новый год и организовывающий никому не нужные мероприятия. В него обязаны были входить представители от каждого класса. То есть, минимум 16 человек. Шестнадцать расстрельных позиций. В принципе, представитель от нашего выбирался чуть ли не русской рулеткой. Да, кто-то не хотел быть бесплатным «бэлбоем», поэтому прикрывался учебой, кто-то терпеть не мог эту женщину-замдира, властвующую там, и тоже прикрывался учебой. «Нам некогда, мы учимся». И не поспоришь…

Совет был руками и языком администрации. Вернее, так я его тогда видел. Что-то придумывалось сверху, спускалось вниз, к делегатам, которые уже разносили «высшее повеление» в свои классы. Как к любым повелениям, к «инициативам» Совета на местах относились ужасно. Часто не понимали, зачем им, условно, наряжаться в костюмы и трясти маракасами на сцене САФУ. Нет, ну правда, зачем?

Где в этой схеме обычный школьник? В какой момент спросили его? Да не спрашивали. За подростка решили, что завтра он трясет маракасами: «ты попал в лучшую школу региона, дружочек, так что возражения не принимаются». Собственно, как и предложения. Если у вас есть идея о том, как улучшить место, в котором 500 человек 6 дней в неделю проводят по 6 часов своей жизни – это никому не интересно. Тебя никто не спрашивал. Элементарно не к кому идти. Классный руководитель занят другим, а «владычица Совета» – тем более. Максимум ты расскажешь друзьям на перемене. Они оценят задумку и забудут на следующей пятиминутке. Крутая, реально полезная вещь не то, что не будет осуществлена, ее просто никто не произнесет вслух. Лицей стоит на кладбище. Кладбище нереализованных идей и сердец. К сожалению, не только он.