– Я помню, ты мне ещё тогда рассказывала, что твоя мама с самого начала предупреждала тебя о том, что таких как Глеб нужно избегать, – безапелляционно заявила Катя, облизывая ложку с мёдом и воскликнула: – Вот ведь какой гад! Если ты так не любишь детей, то почему не сделаешь себе сразу вазэктомию?! Женщинам же, вон, трубы перевязывают. Я офигеваю! Такой весь из себя оказывается чайлдфри, а четверых наследничков успел себе настрогать!
Я сижу на стуле напротив и только вздыхаю: – Знаешь, Катюшка, что сейчас для меня самое грустное?
– Ну?
– Прихожу домой с дежурства, а там всё напоминает о нём.
– Ты же сказала, что он все свои вещи забрал!
– Ну, да, забрал. Так остались же вещи, которыми мы вместе пользовались, – пояснила я. – А Новый год теперь как без него встречать?!
– С семьёй встретишь: с мамой и сыном. Раз он уже подал на развод, то можешь считать себя свободной женщиной и начинать искать себе другого мужика. Только уж в этот раз выбирай умом, а не…
Катя не успела договорить как зазвонил её телефон. Глянув на дисплей, она прошептала: – Ничего себе! Сапрыкина звонит! Вот же не спится этой стерве!
– Алло, да, Марина Владимировна? – бодрым голосом отозвалась она на звонок, – Что?! А-а-а… я поняла. Хорошо, передам. Да-да, спокойной ночи, Марина Владимировна, до завтра.
Катя со злым выражением лица, отключила телефон и воскликнула: – Нет, ты представляешь себе?! Она требует, чтобы мы с тобой завтра после дежурства остались утром на общее собрание! Будут всему коллективу представлять нового главного врача!
– Что?! – подхватила я. Перспектива после бессонной ночи задержаться ещё и на собрание меня тоже не обрадовала. – Мы же с дежурства будем! Вот что за моду они себе взяли – оставлять людей после ночного дежурства на всякие дурацкие мероприятия?!
– Так нам ещё и про судьбу Дмитриева ничего толком не рассказали. А уже нового притащат завтра! – со злостью споласкивая свою кружку в раковине, произнесла Катя. – Ой, Владка, время! Побежали скорее по постам, а то завтра Сапрыкина опять начнёт смотреть по камерам сколько минут нас не было на посту.
Утром, уже почти перед самой сдачей смены, я побежала в лабораторию, располагавшуюся на первом этаже. В руках у меня был контейнер для анализов. Возвращаясь обратно к себе в отделение, я встала около лифта, размышляя о том, как всё-таки сегодня попробовать позвонить Глебу. Раз он ушёл и от Ритки… кто там говорил из классиков, что за любовь нужно бороться?! А я так люблю своего Глебушку! Так тоскую по нему… Я попробую-ка я побороться за него…
– Так, девочки, проходите скорее в кабину. Только и нам местечко оставьте, – вдруг за спинной у меня послышался голос начмеда Муранова. Я тут же шмыгнула в кабину лифта и уставилась на свои рабочие туфли. После того случая в кабинете главной медсестры мы с ним пока больше не сталкивались. Стоя с опущенной головой, я увидела, как в кабину прошли ещё пара женских ног в зимних сапожках и следом за ними три пары мужских: в зимних, хорошего качества полуботинках разного размера. В лифте сразу запахло модными духами.
– Так вот, Данила Алексеевич, у нас здесь, несмотря на всё случившееся, всё в полном ажуре, – чуть заискивающим голосом продолжил разговор Муранов с кем-то из обладателей мужских полуботинок.
– Так я и не сомневаюсь, – ответил ему один из них густым басом и добавил: – Уверен, что Лев Романович наведёт здесь порядок и вы ему обязательно поможете. Так ведь, Лев Романович?
