и даже многие из «благ цивилизации» ко всем чертям похерив…
Нашлось для переселенья место на побережье
Татарского пролива хладно-диком
(но рыбой, зверем, лесом изобильном)…
И орочёночки юненькие, тоже тунгусочки, —
ко мне, 35-тилетнему уже, ластились
(две в разное время, – к видным парням на танцах
в клубе Иннокентьевки, два раза там был;
к двум-трём из бригады большой
на горбушу ставного невода видным мачо —
ко мне же первому орочёночки 17-18-тилетние
ластилась к ногам своими бедрышками прелестными
Я там морскую капусту добывал) —
Не соблазнялся: «там» много можно было
чего «на винт-то намотать», —
ведь рядом Совгавань пусть всего пятидесятитысячная, —
но орочей всего-то по всему
району огромному семей с триста:
давно все девки зело развратились…
04.12.07, 02:07:06 Полтора часа слушал «107 минут» Рустама Арифджанова лежа; хотелось перечитать стихи о тунгусочках, кои надо дополнить еще своими впечатлениями вообще о «монголочках»:
…Тогда берег свою я Люську, красавицу
оригинальную, кою затянул-таки в Совгавань:
ей не было в том городишке и близко равных!
Была Людмила того типа ещё античной красоты, —
что послужила прототипом богини
в скульптгруппе, навсегда знаменитой
«Марсий и Афина», то ли Праксителя,
или Мирона, или еще кого
из древнегреческих ваятелей великих…
…Везде Афина плотная бабища-воительница,
с щитом и копьем обычно, – а в группе с Марсием-сатиром
изящно-тонкая – и с Люськой сходство поразительное!..
и та ж гримаска, что не по ней, – брезгливая
(но раз всего скульпурную ту группу видел, —
и лет с десяток после развода уже с Людмилой —
везде собраниях искусств те крепкие Афины:
знать, времена уж были невоинственны)…
…Жила ж моя такая красавица
в условиях суровых во времянке,
сама топила в зиму, воду из колодца таскалa.
(за метров всего со 100 и вниз, правда),
пришлось рубить ей топором дрова —
на первую свою охоту я напилил-наколол хотя, —
но до весны, таки ж ты, не хватило;
при каждом шорохе ночью от страха дрожала
(вот это было для меня самое – во всей жизни! – тяжкое —
такую кралечку во времянке с лесом рядом одну оставлять!) – и дальше ниже – с изрядной зеков примесью, – Курикша (по наказания отбытию – и сажали когда за пустяк);
утром по снегу в полметра сынишку в садик таскала,
сама же в центр города, бухгалтером в ресторане, —
такого ада вынесла лет почти четыре, —
правда, на год в Алма-Ату к матери выезжала
к сынишке первому дочку рожать, —
по возврате была оценена сполна в Совгавани:
начальницей ОТЗ с окладом в триста рублей на
лесозаводе стала, квартиру 3-хкомнатную на
«двадцатке» сразу дали, – и сразу мне она отставку!..
Да сам не жил б я на «двадцатке»! И возбранялась – понял —
мне, философу, семья… В то лето бедовал…
Тогда-то я как-то 18-тинадцатилетнюю аборигеночку с автобуса «снял»
в глупейшем похоти припадке, такую маленькую, —
что сверху на руках ее держал:
весьма была страстна – едва по грудь мне доставала, —
и наградила «насморком» меня отнюдь не носа,
не «сопатки» …а «причинного конца»;
в больницу молодца на месяц «зачалили»
(без особой надобности, скорей врачихам молодым понравился):
там, кстати, было весьма познавательно,
приятных дам разнообразие,
много нового о молодежи узнал, особенно одна парочка:
он хлюст, каких мало, наградил ее —
ещё девицу! – к триперу банальному, – еще и сифилисом…
все ему простила добрая и красивая, —
а он тут же в больнице, чуть подлечившись, на запрет ч`ихая, – «член положил»
