Мой тюремный дневник - страница 20
– А если мы ничего не скрывали? Тоже признаваться?
– Вы не грубите. Евгений Андреевич, не надо усугублять своё положение.
– Извините, просто я не могу понять, где и когда мы совершили налоговое преступление – в тот акте, что вы мне предъявили, нет конкретных данных, расчётов, а главное – куда же мы дели сокрытые деньги? Присвоили, пропили или пустили на ветер.
– Ну что вы на самом деле понять не хотите – зря расследовать дело о сокрытии налогов не поручают Налоговой полиции.
– И кто его конкретно поручил?
– Здесь вопросы задаю я. Значит, были веские обоснования, мы не обязаны их сообщать нарушителям.
Он ещё долго морочил мне голову тем, что я должен говорить, а что нет, усыпляя мою бдительность – де мне ничего не грозит, всё не так страшно, а то, что я в тюрьме, мне надо винить самого себя – на их вызовы не реагировал, на допросы к Назировой не ходил. Короче – вешал мне лапшу на уши, т. к. я ходил и в налоговую полицию, и в РОВД как на работу, да и арестовали меня именно тогда, когда я пришёл по вызову. Кирасиров опоздал и, как всегда, просидел весь допрос молча. Ну что ж, всё по закону: есть оплата по труду, а есть и труд по оплате, а если платит государство, можно вообще не напрягаться. Но будь я адвокатом, я бы так не смог, совесть бы не позволила.
По завершению допроса (Лапенков уже ушёл) я опять попросил изменить мне меру пресечения. Но Назирова не повернула даже головы, молча вставила в машинку бланк протокола допроса и стала печатать вопросы. В это время заглянул Ошлаков, который остался вместо меня за директора Концерна, и я попросил её дать мне возможность поговорить с ним. Она пообещала и отправила меня к операм писать ответы, а его пригласила в кабинет. Но не успел я написать ответы, как она пришла их прочитать и стала меня торопить. Когда я закончил, она пробежала их глазами и скривила недовольную мину:
– Евгений Андреевич! Вы опять за своё? Надо отвечать конкретно, а вы чего пишите?
– Чего я пишу? Если ничего мы не скрывали, я так и отвечаю.
– Ну смотрите, как бы вам хуже не было.
– А с Ошлаковым я могу поговорить?
– Нет, я забыла ему сказать, а он уже ушёл.
Ну да, ну да! Всегда одно и то же – пообещают и обманут. Правоохранители, как же… Веру о том, что я в РОВД, не предупредили, поэтому, когда кончился допрос, я попросил Кирасирова позвонить ей, это же рядом. Но, вероятно, для бесплатного адвоката это было в облом, я просидел в гадюшнике часа 2, приехал конвой и отвезли меня на тюрьму голодным.
На следующий день к нам в камеру заходил прокурор, надзирающий за СИЗО вместе с хозяином, и я их спросил, почему ни Васильев, ни Костяев не отвечают на мои заявления (нашёл кого и о чём спрашивать!). Сокамерник Юрка был у следователя и принёс весть, что готовится амнистия ко дню республики, ну, мне она не светит, т. к. впаяли часть вторую, которая по общим правилам никогда не попадает под амнистию. Все в хате стали брить головы, и я обрился заодно – теперь у нас в камере 6 лысых. Написал заявление следователю, что отказываюсь от такого адвоката. Был шмон, когда нас вывели на прогулку, а колченогий Михалыч, что подозрительно, не пошёл – он всё время старался сблизиться со мной, уж не кумовка ли? Больно часто его вызывают к куму, а зачем, по возвращению не говорит.
Вот уже 3 недели как меня никуда не вызывают – ну и что это за следствие? Пришёл ответ на моё заявление от 04.05 начальнику Налоговой полиции Васильеву, которое не дали прочитать как следует, но из него я понял главное – он не несёт ответственности за меру пресечения, это вопрос следствия. В камере появился врач – Алик (азербайджанец), и я попросил пощупать живот, что-то стало беспокоить уплотнение в нём. Он сказал, что это вполне может быть рак на ранней стадии. Кроме того, у меня сломался и 2-ой зубной протез. В воскресенье (1 июня) сказал об этом дежурному, но повели к стоматологу только через 10 дней, довели до 2-ого этажа и отправили обратно, т. к. там было полно народу. Да, надо проситься на больничку в 5-ой колонии (ИК 7/5 – исправительная колония № 5), там либо с зубами, либо с животом лечиться (ага, разбежались лечить зэка, да зубы ему вставлять!). Прошли 2 тягостных выходных дня, убиваю время игрой в шахматы, но всё равно безделье меня изматывает, поэтому голова постоянно как в тумане, внимание рассредоточено. Долго не могу заснуть, а однажды встаю, а надо мной все смеются – я не то кричал, не то плакал во сне. Просыпаюсь, как правило, затемно, а тут ещё один мужик зашёл, Коля (украл 100 м шланга с дачи), который день спит, а ночью бродит и курит махорку. Вообще, я стал выглядеть очень старым, волосы на голове стали отрастать – раньше звали Матроскиным, теперь Моджахедом.