А собака у подъезда продолжала гавкать.
— Ник, — позвала я. — Ника, во дворе что-то происходит. Подружка как с ума сошла, — шептала я. — Ник, — я толкнула спящую сестру в плечо. — Там… — отдернула руку и отшатнулась.
Темнота в углу, где стояла кровать, пришла в движение. Она медленно сползла и потекла по полу. Перетекала густым неспешным потоком и приближалась ко мне. А я отступала, еще более напуганная, чем раньше. Пятилась к двери из спальни.
«Неужели кошмар меня еще не отпустил?» — я схватилась за дверную ручку, безрезультатно дергая.
«Да, кошмар, — утвердилась я. — Я сейчас не в родительской квартире. Я живу у деда, — заверяла себя, пытаясь развеять сон. — Легла спать в угловой комнатке деревянного дома».
Но тень наступала. Она стала собираться под моими ногами и вытягиваться, обретая очертания человеческой фигуры без признаков пола и возраста.
Безликая фигура колыхалась передо мной, не разрешая сдвинуться с места.
— Уйди! — приказала я. — Тебя нет!
Фигура громко хмыкнула не мужским и не женским голосом.
— Ребенок наш-ш-ш, — прошептал все тот же голос. — Наш-ш-ш, — повторил он. — Мы его з-с-саберем, — пообещал.
— Нет! — я активно запротестовала. — Уйди! Не отдам! — рычала я, сжимая кулаки.
Меня наполнила откуда-то взявшаяся решимость, и я пошла в наступление. Тень попятилась, а я обрела уверенность, что смогу защитить. Смогу побороться.
— Не отдам! — мой голос изменился. Стал глубже и громче. — Вон! — приказала я, а к моим крикам прибавился громкий собачий лай. Подружка появилась рядом и помогала загонять тень обратно в угол, рыча и скалясь.
— Вон! — прокричала я, ощущая невероятный жар, что проходит сквозь меня. — Вон! — выкрикнула я из последних сил, оседая.
Собака тут же оказалась у моих ног и тыкала влажным носом в шею и щеки, упиралась лбом, словно пытаясь растолкать.
— Проснись, — услышала я голос деда. — Агата, проснись. Это сон. Кошмар, — влажные прикосновения с шеи переместились на лоб. — Да что ж такое. Опять… опять… — ворчал дедуля. — Что ж за напасть такая?.. — сокрушался он. — Агата…
— Я слышу. Я слышу, дедуль, — промямлила я распухшим языком. — Дай, — я, не глядя, протянула руку, прося холодное полотенце. — Я проснулась, — заверила я, обтирая щеки.
— Садись, внуч. Садись, — деда помог мне оторваться от влажной постели. — Еще собака эта, — недовольно он проворчал, а я услышала лай. — Как только во двор попала?
— Это наша, — ответила я хрипло. — Охраняет.
Я прижалась к стене, оттянула ворот ночной рубашки, что душила меня.
— Что приснилось? — спросил деда. — Что-то плохое, да? С кем-то случится беда? — расспрашивал он.
Деда верил в мои кошмары, называл их вещими снами. Все началось шестнадцать лет назад, когда я, будучи совсем крохой, закричала ночью и сквозь слезы рассказала, как папа упал в страшную яму. Папа погиб спустя три дня. На стройке, где он работал, сорвалась балка.
Ребенком я верила в то, что по-настоящему особенная. Предсказательница. Волшебница. А потом поняла, что дед всегда находил объяснения моим снам, умело связывая приснившееся с реальностью, перемешивая факты и выбирая из имеющихся только те, что подходили.
— Глупость приснилась, — ответила я.
— Расскажи-расскажи, — попросил деда. — Тебе сразу легче станет, а я послушаю. Ты не веришь в свой дар, а я в него верю.
Мне действительно хотелось пересказать приснившееся, иначе я до утра не сомкну глаз. Буду думать и вновь переживать те жуткие эмоции.
