– Виктор, ну Виктор, – скулю. – Ну признай, что танец был классным и я хорошо станцевала! Ну пожалуйста! Это унижение моего таланта и меня как личности! Ты что, хочешь, чтобы я к психологу начала ходить и много лет лечить то, как ты сломал меня? Да?
– Сиди смирно, – кидает он и замолкает. Но ненадолго. – Танец, может быть, был… кхм… презентабельным, но никого им соблазнить ты точно не смогла.
– Поле за меня деньги дали, – скрещиваю руки на груди, высоко задрав подбородок. – Что на это скажешь?
– Эти извращенцы платят всем, кто просто голой пятой точкой перед ними покрутит. Так что это не показатель, – хмыкает, ломая меня. Но не полностью. Я всё же девушка сильная. Вся в папу и маму. – И заметь, что кроме них больше никто не стал платить. Так что… никого ты не соблазнила. А я…
– Правда?! – восклицаю, перебивая его. – Да я любого соблазнить могу! А ты… ты просто бесчувственный чурбан! И вообще… – замолкаю, чтобы не выдать, что знаю его тайну.
– Думаешь, что можешь? – хмыкает, притормозив на светофоре. – Предлагаю спор. Ты соблазнишь троих по моей указке, и если у тебя получится, то… я исполню любое твоё желание. Если нет, то ты выполняешь моё.
– Хорошо! Но и ты соблазняешь троих по моей указке, – растягиваю губы в улыбке.
Он точно проиграет! Потому что он по мальчикам! А я могу соблазнить любого! И уверена в этом на сто процентов.
– Пффф! Легко! – усмехается, даже не догадываясь, что я ему приготовила. Я и сама пока не догадываюсь, но он точно проиграет. И тогда… тогда… Ну, желание я тоже пока не придумала. – Готовься к проигрышу, Роза.
– Даже не надейся, – прыскаю ядом. – Это с виду я приличная и безобидная. Ты ещё не знаком с жестокой и безжалостной Розой!
– Ага. С той, которая спит с медведем? И в розовой пижаме с единорогами? – обезоруживает меня.
И этот человек – мой лучший друг! Я ему такие тайны доверяю, а он теперь надо мной глумится.
– Ага, – театрально выпучиваю губы. – И которая знает, что ты хранишь у себя под подушкой фотографии своих родителей и меня. Какая сентиментальная Виктория…
– Роза, – вмиг становится серьёзным. – Это уже низко.
– Прости, – опускаю взгляд, в действительности почувствовав вину. – Я не это хотела сказать. Просто детский и девчачий жест. Хотела маленькой девочкой назвать. Мир? – тяну к нему мизинец. – Я не со зла. Просто маленькой девочкой.
– Мир, – вздыхает, протягивая свой мизинец в ответ.
– Мир-мир, не дерись! Если будешь драться, я буду кусаться! А кусаться ни при чём, буду драться кирпичом! – быстро проговариваю и отпускаю его палец. Тянусь к нему и быстро целую в щёку. – Я тебя всё равно люблю!
– И я тебя, Роза…
Роза
– И где вы были? – спрашивает отец, как только мы входим в дом. И хоть мы пытались сделать это тихо и максимально незаметно, он всё равно спалил нас. И теперь нас ждёт конец света.
Скрестив руки на груди, папа стоит в своём халате и выжидающе смотрит на нас. Его губы сжаты, что говорит о том, что он зол. Очень зол. Пальцы то сжимаются в кулак, то разжимаются. А это вообще намекает на то, что дело дрянь.
– Папуль, – отхожу от Виктора и иду к папе. – Мы немного погуляли. Ничего больше, – одариваю его мягкой улыбкой, за которой прячу все свои выходки и проделки. – Я с Виктором была. Поэтому за меня можно не переживать. Он всех за меня, если что, отлупасит.
– И где вы «гуляли»? – допрашивает тоном, какой я слышала только у него.
