Моргаю несколько раз, чтобы образ Геллы растаял, если он не настоящий, только ничего не получается. Она проходит мимо, шлейф медового запаха кружит голову, перебивая крем для рук Оли-с-сайта.
Гелла садится за соседний столик, прямо за моей спиной, я могу не только чувствовать запах, исходящий от ее волос, но и сами волосы практически щекочут мой затылок, если я отклоняюсь назад.
– Продолжаем. Now you say.
– Сейчас ты сказал.
– Everything that you would change.
– Все… меняется?
– But we pushed too far.
– Но мы толкаем… два?
– With no chance to erase.
– С… нет… изменения? А-а, шанс?
За моей спиной хихикает Гелла. И я чувствую, как руки покрываются мурашками от звука ее голоса. Она, видимо, узнает песню, текст которой я диктую Оле, и начинает напевать. Сам я не знаю, что это. Трек из плейлиста Сони, но в исполнении Геллы звучит неплохо.
– Like the butterfly effect.
– Как… о! О! Это эффект бабочки!
– It was only just a speck. – Гелла тихонько пропевает строчку, сердце в груди екает.
– Это был только… просто… хэзэ, не знаю.
– That made into a broken hearted mess, – я говорю, Гелла поет, Оля тупит.
– Делать… сломанный…
– Like the butterfly effect.
– Как эффект бабочки.
– It's so easy to regret.
– Это так… ну все, я больше не могу.
– But I would never change the way we left.
– Но я бы никогда… чендж – изменения? Путь… мы… налево? Что? Это чушь!
За моей спиной снова раздается смех, Оля злобно сводит брови и объявляет, что урок окончен. Так как платит она, кто я такой, чтобы спорить?
Одновременно с этим Гелла встает с места и уходит, чтобы ответить на звонок, но берет с собой сумку, значит, куда-то собралась. Я даже не задумываюсь, быстро собираю вещи и не успеваю попрощаться с Олей, она пропадает из фокуса. Снова за Геллой дорожка из растопленного льда.
– Эй, осторожнее. – Врезаюсь в Олега. – Ты идешь на консультацию?
– Нет… позже. – Пытаюсь не выглядеть подозрительно, но терплю фиаско.
– С тобой что?
– Потом!
– И «потом» ты все объяснишь, понял?
Гелла на секунду пропадает, но я быстро нахожу ее в коридоре, ведущем к нашему залу. Ликую, потому что мне кажется, что я что-то выиграл или доказал. Хочу видеть, как она переступит порог, станет живее, чем была прежде, даже лежа рядом со мной на полу танцевального класса, она была все-таки теплым солнечным сном.
Мне кажется, я продираюсь через толпу, как герой артхаусного кино, где каждая деталь – символ чего-то важного, который еще нужно постараться разгадать, но вкупе все это значит одно: не нужно мне никуда идти, никого искать, ни на кого нападать. Но я хочу напасть. Хочу получить объяснения.
И в то же время, кажется, уже смирился с тем, что Гелла мне их не даст. Бесполезно что-то у нее просить. И меня это даже устраивает. Важен, скорее всего, сам процесс, повод поговорить, услышать оправдания, а может, даже просто смех в ответ или то, как она поставит меня на место. Меня. Она. Поставит. На место. И мне это практически необходимо.
Это чувство я с уверенностью могу назвать ревностью, потому что даже не сомневаюсь в том, что всю последнюю неделю неуместно сильно и часто ревную абсолютно постороннюю девушку, которая мне даже не нравится.
Звенит звонок, из аудиторий вываливаются толпами студенты, кудрявая макушка Геллы неминуемо теряется, и, если сейчас я не найду ее в концертном зале, это будет самое большое разочарование дня, даже с учетом бесполезного занятия с Олей.
