Моя индейская Ж - страница 8

Мы шагали в пустую тёмную даль, два бойца-философа, скрестивших шпаги в поединке. Я доказывал, что человека нужно ограничивать, иначе мир развалится. Она же твердила, что любой запрет – наша выдумка, а потому его можно нарушить. Так мы дошли до неработающего кафе, смотрящего из сосновой темноты заколоченной дверью. Она достала из сумочки пакет с мандаринами и разложила их на ближайшем бревне.

– Ты сегодня обедал?

– Нет, – опустил я голову, театрально изображая вину.

Её забота вновь согревала меня, разливаясь внутри чувством покоя. Когда мы закончили трапезу, я тщательно собрал корки в пакет и заметил на Её лице удивление. Неужели Она считала меня варваром, неспособным убрать за собой? Она и вправду так думала, но почему, я понял гораздо позже. А в тот вечер, выкинув мусор как порядочные европейцы, мы шагали по немому парку Вингис. Я решал, стоит ли Ей рассказать о пьесе, которую сейчас пишу. Узнав её сюжет, Она могла испугаться, а потому бросить меня. Сюжет и впрямь был пугающим.

В итоге я решился, ведь литература в последнее время была единственным смыслом существования. Чем ещё заниматься мужчине, потерявшему семью? Каждый день я засиживался в редакции допоздна, печатая страницу за страницей. Я ловил вдохновение в огромных окнах, из которых смотрели дальние гирлянды, свитые из ночных огоньков. И сейчас, шагая по парку, я очень хотел, чтобы любимая меня поняла.

Услышав о пьесе и сюжете, моя женщина вскинула брови. Но это удивление было, скорее, весёлым. Чёрные глаза смотрели озорно и любознательно:

– Неужели так бывает? – В Её голосе слышалось недоверие.

– Увы.

– Теперь ты со мной, всё будет в порядке.

Мне стало легко: я в ней не ошибся! Её мудрости хватало на то, чтобы не бежать от почти незнакомого мужчины, попавшего в гадкую историю. Она мне верила! Мы договорились, что пришлю Ей пару сцен на пробу. "Пришли порнографическую сцену", – хохотнула она, и эта внезапная развратность всколыхнула во мне мужские желания, почти забытые в последний год.

Вам, быть может, кажется, что я влюбился в шлюху? Отнюдь! Дело в том, что культуру мы порой путаем с чистоплюйством. Развратные фразы или матерщина – вовсе не признак хамства или распутства. Но что же тогда культура? И как отличить приличного человека? Дело не в том, насколько человек красив. Дело не в том, насколько умён и образован. И не в том, сколько ему лет. И не в том, богат ли он. Дело лишь в одном: насколько он добр.

Культурный человек – это добрый человек, вот в чём суть. Добро – вот истинный показатель культуры, будь ты академик или тракторист. Добро – простодушно и незатейливо. Оно наивно и бесхитростно. Оно не ведает человеческих условностей и предрассудков. Ему чужды тщеславие и гордость. Ему претят продуманные схемы или же размышления о выгоде. Оно открыто, будто огромный и залитый солнцем город, на который глядишь с высоты. Моя женщина была доброй, и этим было сказано всё.

Мы уселись в машину.

– Подбрось до "Горизонта", как в прошлый раз, – попросил я и увидел Её удивление.

– Скажи адрес, довезу до дома.

– Не надо, у тебя сын, езжай к нему.

– Ну уж нет, только до дома!

Я сдался. Мы мчались по улице Укмерге́с. Я упрекал Её за превышенную скорость, ощутив, что уже имею на это право. Она отшучивалась, но скорость всё равно снижала. Зато наш роман развивался всё стремительнее, не встречая преград. В один момент я заметил, что скво преобразилась. Это не было похоже на иллюзию или выдумку. Она словно помолодела лет на двадцать, и теперь в полутьме автомобиля сидела девушка, которой не было и тридцати. Быть может, так падал свет от фар проезжающих авто. Или же на Укмергес нынче был дурманящий воздух. Её глаза блестели, как у кошки, но в них не было слёз. "Как странно блестят твои глаза", – прошептал я.