Каждое дело для системы было очередной кормежкой. Таких и подобных систем за долгие годы развелось не один десяток. Отличие их было только в названиях, в сферах деятельности и способах кормежки.1
Так что директриса и оба торгаша лишь отбивались от соседней системы, ибо сами в свою очередь принадлежали к одной из таких систем, и по своему опыту знали, чем отбиваться. Летали и во Фрунзе, и в Москву. И даже отправляли гонца во Владимирскую область, откуда родом был прокурор…
Выпроводив Абылова, следователь принялся обрабатывать Абсамата (обвинять, пугать и обманывать), но все, как и раньше, шло впустую. Вся трудность состояла в том, что Абсамат не обманывался и не пугался. Этим он здорово мешал обычному ходу следствия. Он не хотел и упорно не подписывался в том, чего он не совершал, но должен был совершить по воле следователя, испугавшись его или поддавшись его обману.
Перед заключением под стражу вызывал к себе начальник следственного отдела. Видимо, он считал своим долгом лично посмотреть на того, за кем скоро закроется тюремная дверь по принятому ими решению, дабы исключить возможность возмущаться следствием на свободе. Абсамату же было объявлено, что он хочет выслушать его претензии к следствию.
Это был щупленький человечек лет сорока пяти, скорее напоминающий собой подростка, нежели мужа.
Содержание всего его наставления можно было выразить в одной фразе, обороненной им:
– С нами так не разговаривают!
Да, с ними, как полагали они, нужно было только соглашаться, только признавать вину, даже если ее и не было.
Щупленький человечек старался выглядеть грозным мужем, но было что-то противоестественное в этом, словно притаившийся в нем пугливый подросток только ждал команды, готовый явиться, чтобы принести извинения. Сама же готовность к смене состояний жила в нем вполне естественно, так сказать, сидела в крови. И как же не быть этой готовности, если указания сверху могли измениться по любому делу, в любой момент, поскольку система, занятая кормежкой на всех своих уровнях, вовсе не была заинтересована в главной своей обязанности – соблюдения законности?!..
Прокурор к себе не вызывал. Он всегда аккуратно отвечал отпечатанными постановлениями о том, что следствие ведется объективно и в полном объеме, и передавал через следователя.
Заключение же под стражу произошло прямо как в детективе. Следователь объявил Абсамату, что, наконец, осталось последнее для выяснения полноты дела – очная ставка с директрисой. Они сели в «Жигули» следователя, но до спецбольницы, где лечилась директриса, как в годы своего директорства (а теперь и скрывалась), в отдельной персональной палате со всеми удобствами (а рядовые исполнители, и в том числе больные среди них, в это время ютились на нарах), они не доехали. Следователь остановил машину перед воротами КПЗ и сдал Абсамата персоналу КПЗ. Потом через три дня его оттуда перевели в СИЗО.
Этот способ заключения под стражу с полным правом можно было отнести к тем маленьким «хитростям профессии» (от запугиваний при ведении допросов до подмены листов в протоколах), которыми пользовались следователи, просвещая людей, по воле судьбы или обстоятельств сталкивающихся с этой системой.
Когда во второй раз областной суд отправил дело на доследствие, прокурор объявил прокурору, осуществлявшему надзор за следствием, выговор, а следователя отстранил от производства следствия. Создали группу следователей.
