— А можно? — у нее загораются глаза.
Усмехаюсь, потому что теперь я знаю, у кого малышня подцепила привычку с этим словом.
— Если осторожно. Ко вторнику оклемаешься, надеюсь. Сейчас сама решай, или ляжешь, или все же попробуешь раскачаться. За Стасей здесь есть кому присмотреть.
— Я…попробую. Спасибо вам за все.
— В клубе можешь выкать, а здесь давай-ка на «ты» и по имени. Иначе мне точно сыновья припишут что-нибудь не то. Егор. Ты, походу, забыла.
Ее красные щеки отлично доказывают, что я оказываюсь прав.
— Мне нравится правда, Ася. Хочу знать, почему твоя же дочь постоянно путается в показаниях. То мамой тебя называет, то по имени.
— Стася называла меня при вас по имени? — слегка растерянно переспрашивает Офелия.
— Пару раз.
— Обычно она так не делает. Я научила ее называть себя мамой, чтобы люди не задавали лишних вопросов. Она моя племянница, дочка брата.
— А сам папаша где?
Пожимает плечами, но глаза выдают, что ей эта тема неприятна.
— Ей не хватает внимания. Мужского. Поэтому она так сразу ко мне и потянулась, — объясняю девчонке все.
Самое смешное, что это отлично доказывает отсутствие у Офелии в жизни кого-то противоположного пола. А вот эта информация мне уже нравится.
Снизу раздается грохот. Мы с Асей синхронно дергаемся к ступеням, спускаемся на первый этаж.
Картина маслом.
Стася рыдает, ферма вдребезги.
Блять, я еще долго буду избегать этот дом после выходных. Не хочу проснуться и обнаружить на себе стаю муравьев, разбивающих гнездо где-нибудь в волосах.
— Хочешь на рыбок посмотреть? — присаживаюсь на корточки перед заходящимся в истерике дитем и дожидаюсь нерешительного кивка. — Хватайся, пчелка. Прогуляемся.
Даю знак Асе, чтобы оставалась в доме. Знаю, что она сейчас кудахтать начнет вокруг девочки, и эта истерика затянется.
Я отношу Стасю к своему соседу, чья жена недавно разбила пруд во дворе. Не сама конечно же, с помощью специальной бригады и дизайнера.
Захар часто не запирает ворота, поэтому войти на участок удается без труда. Пчелка к этому времени перестает так истошно выть и только иногда всхлипывает, растирая красные глаза кулачками.
— Какие люди, — присвистывает Хмельницкий.
— У вас есть рыбки? — опережает меня очнувшаяся Стася.
Сосед кивает в сторону, и я отпускаю пчелку с рук. Подхожу к Захару, не сводя взгляда с племянницы Аси.
— На тебя похожа. Прям и нос, и уши…
— Можешь не стараться, — обрываю. — Это не моя дочь.
— А я уж думал, ты ослеп, — посмеивается Захар. — Так и где ребенка взял, Демидов? В тебе проснулись цыганские корни?
— Если бы я ее украл, думаешь, стал бы так просто к тебе приводить? Мои оболтусы грохнули ей муравьиную ферму, девчонка ревела белугой, надо было как-то отвлечь.
— Всегда пожалуйста. Хоть польза от этих мальков. Ты прикинь, мне Настя тут заявила, что зимой они будут жить подо льдом. Зачем, мол, нам аквариум?
— Ты ей сиськи новые недавно сделал, да?
Хмельницкий расплывается в улыбке, рожа довольная.
— Ну и не парься. В следующий раз найдешь себе какую-нибудь Настю поумнее.
Стоим и наблюдаем, как пчелка сует пальцы под воду, а потом резко выдергивает, заливаясь хохотом. Хмельницкий рассказывает что-то о своих делах, я тоже вставляю в разговор пару слов.
Он старше меня года на три, был женат, но развелся, когда бывшая Хмельницкая начала выедать мозги чайной ложкой. Дети у них взрослые, новость приняли спокойно. Лиза пыталась как-то достучаться до него, пару интервью дала, но на прожженного циника это не подействовало.
