После того, как Татьяна обзвонила и обошла всех знакомых и друзей Коли, она написала заявление в полицию, на всякий случай набрала и меня. Я приехал, как смог.
* * *
– Не знаю… всякие мелочи… Его кружка треснула. Упала фотография со столика, хотя до края был целый километр. Предчувствия никакого не было, но бабушка стала звонить чаще и спрашивать, все ли хорошо у внука. Сейчас задним числом я понимаю, что если бы обратила внимание на все эти знаки и пошла встречать его с секции, ничего бы не случилось. Не стоило соглашаться на то свидание.
Мне казалось, она говорила это, потому что так было надо – испытывать чувство вины, ведь я точно знал, что она не жалеет о том, что случилось между ней и тем мужчиной. Она действительно не хотела упускать возможность сблизиться с ним, и то приглашение в кафе было решающим.
– Вы сказали мужу? Что он думает о пропаже?
– Нет, что вы! Он же меня убьет, если узнает!
– Так может, Коля у него?
– Нет, я звонила ему и поняла, что он один.
– Расскажите про обычный день Коли. Куда ходит, с кем общается, куда может зайти и забыть о времени.
Татьяна рассказала все, что знала, и я начал сопоставлять факты. Почему-то меня привлекли цифры, начерченные обычной шариковой ручкой на обоях в коридоре.
– А это что?
– Это Коля маленьким написал. Ну знаете, у всех детей бывает период "обойного" творчества.
– И что они означают?
– Не знаю. Просто цифры.
753. Семь, пять, три. Рядом еще несколько неровных кругов, пересекающихся лабиринтов из линий, но отчетливо только цифры, обведенные несколько раз.
– А где-нибудь есть что-то с этим числом? Может, номер дома или какая-то другая нумерация? Какого-нибудь контейнера неподалеку, граффити…
– Не припомню…
Я начал изучать карту. Татьяна больше всего думала на заброшенную стройплощадку, где ее сын часто играл с друзьями. Мы направились туда. Близко. В пределах квартала за домами.
* * *
Мы стояли посреди пустыря с наваленными досками, камнями и песком, растасканным по всему периметру пустыря. Незаконченный фундамент будущего дома, которому так и не суждено появиться на свет. И ветер. Сильный ветер открытого места, который пробирает до нитки. Почти засвистело в ушах. Пасмурное тяжелое небо нагоняло тоску и чувство безысходности.
Под ногами хрустели песок и мелкие камешки. Я осматривался вокруг и думал.
Из головы никак не выходили те цифры. 753. Ведь не зря же они запали в душу! Знаки нужно видеть и не игнорировать их.
Вечерело.
– Я пойду, позвоню мужу, – сказала вдруг Татьяна. – Не могу держать его в неведении! Совесть заедает. Вдруг он поможет.
Я не стал ей мешать. Остаться одному сейчас было лучше, так как ее нетерпение не давало сосредоточиться.
* * *
Я остался один. Наедине с осенним небом, плывущими тяжелыми облаками, ветром, пытающимся говорить со мной на особом языке, и пустырем, который говорить не собирался. Пустырь просто смотрел на меня. Насмешливо, холодно, безразлично. Может, он ничего и не скрывал от меня, но я не мог избавиться от ощущения, что именно он прячет Колю от остального мира.
Мне на глаза попались трубы с красными пометками. Я тут же вспомнил и свое детство. Мы играли почти на такой же стройке с такими же трубами.
Я подошел ближе. На одной из труб была начертана цифра 7. Может, это ничего и не значило, но я на автомате стал искать две другие цифры. Пятерка отыскалась на противоположной стене, а тройка на люке. Цифры образовывали треугольник, и единственным неясным местом в пределах цифр оставалась деревянная дверь в низкое подвальное помещение заброшенной деревянной каморки синего цвета.
