Помог ли он мне, когда я, уже беременная, пришла с первым синяком? Нет. Сказал, что женщина должна быть мудрой, подчиняться мужу и не доводить его до рукоприкладства. А мать кивала, поддакивала, а потом спросила: «А что ты сделала для того, чтобы он тебя не бил?»
Теперь я знала ответ. Схватила дочь и сбежала с ней в другой мир.
- Шесть часов, госпожа Азора, - домовой подкатился ко мне, и я опомнилась. Мой первый рабочий день подходил к концу, я устала, как конь на пашне, но у меня еще были дела.
- Отлично, - сказала я. – Начинайте разносить еду.
Домовые принялись за работу, я надела чистый фартук и выглянула в столовую. Орки давно убрали весь разгром, починили сломанное, и теперь ничто не напоминало о том, что здесь была драка за честь бывшей эльфийской принцессы. Домовые катили тележки с едой, переставляли тарелки на стол, и первые гости уже начинали рассаживаться. У всех были одинаковые лица – они, казалось, предвкушали праздник.
Я вдруг поняла, что улыбаюсь. Похоже, я наконец-то оказалась на своем месте. Пусть это было место поварихи в провинциальной гостинице, но кто сказал, что оно плохое? Я готовлю вкусную еду, я кормлю людей, и это мой способ отблагодарить мир за то, что мы с Глорией живы, и дела налаживаются.
Стоило мне подумать о дочери, как в столовую вошла целая процессия – немолодой смуглолицый господин в дорогом костюме и с тяжелым золотым зажимом для галстука, молодая женщина в темно-зеленом платье, Фьярви Эрикссон и моя дочь. Глория всхлипывала, и стоило мне взглянуть в ее лицо, как я поняла: все началось снова.
В Глории ожило проклятие крови – то самое, за которое принц Эленвер когда-то бил меня малахитовой пепельницей. Кого еще карать за это, кроме матери?
Я выбежала из кухни, и Глория тотчас же бросилась ко мне на шею, обливаясь слезами. Я прижала дочь к себе, повторяя, что все хорошо, что я никому не дам ее в обиду, и мой халат был мокрым от ее слез. Смуглолицый господин негромко кашлянул и спросил:
- Госпожа Азора, можем ли мы поговорить наедине?
- Он плакал, - едва слышно прошептала Глория. – Мамочка, мне стало так жаль его… Мамочка, прости, оно само…
- Все в порядке, детка, - твердо и уверенно сказала я. Если нужно, пусть наказывают меня, пусть проклинают и выгоняют, но Глория от этого страдать не будет. Женщина в темно-зеленом платье присела за стол, ласково улыбнувшись смуглолицему, и мы вышли в холл.
Фьярви выглядел озадаченным, и я его понимала.
Я опустилась на диван, пересадила Глорию рядом и спросила, стараясь выглядеть невозмутимо:
- Что произошло?
- Меня зовут Ашима Иканори, - с достоинством представился смуглолицый. – Я веду дела моего банка в этом регионе и часто останавливаюсь в «Вилке и единороге». Моя, скажем так, спутница… - он замялся, и я поняла: господину Ашиме Иканори никогда не приходилось сталкиваться с тем, что произошло.
Магия живого и неживого. Я видела ее светлые лепестки над ним и его подругой.
- Она кукла, - сказала я. Иканори кивнул. Фьярви провел ладонью по лицу, словно хотел стереть паутинку.
- Верно, госпожа Азора. Она была куклой… видите ли, я очень одинок, и… - Иканори замялся: ему еще не приходилось кого-то посвящать в свои постельные предпочтения.
- Моя дочь ее оживила, - ответила я, чувствуя, как немеют губы. Глория кивнула и опустила голову, уткнувшись подбородком в грудь. На волосах я заметила капельки краски: Глория рисовала и в задумчивости почесала голову кончиком кисти.
