Подполковник как-то весь подобрался и встал из-за стола.
– Ладно, Стас, давай сейчас посмотрим фотографии. Подойди ближе к столу.
Второй оперативник тоже подошел к столу и встал напротив меня, он положил на стол большой лист плотной белой бумаги с наклеенными небольшими фотографиями. Фотографии мужчин в профиль и анфас рядами заполняли весь лист. Лиц было много, черно-белые фото мелкие (сейчас думаю 3х4), я растерялся.
Но начальник знал свое дело.
– Посмотри, кто больше похож?
Я выбрал какого то с большим лбом, нет, не очень похож.
Подпол видел мои сомнения.
– Кто больше похож, может вот этот?
– Да, этот похож больше, но все равно не очень.
– Ладно, теперь посмотри еще.
Крепыш кивнул высокому, и тот стал выкладывать уже крупные фотографии. На стол легли два фото незнакомца, выбранного мною первым. Я покачал головой, не то. Начальник стоял рядом со мной и внимательно смотрел за моей реакцией.
Тут пошла следующая, она еще не легла на стол, я дернулся и подался ближе. На стол легли два фото незнакомца из поезда.
Высокий положил на стол передо мной фотографии еще двух человек, но это уже было не нужно.
На фото был тот тип, только выглядел он по-иному.
– Вот он. Я его узнал. Только он тут какой-то другой, невеселый.
– Крепыш улыбнулся. Да, они тут все невеселые. Ты молодец. Я сразу тебе поверил, ты так точно его описал.
– Подполковник уже смотрел на своего подчиненного: «Не думал, что (какое-то английское имя) пожалует к нам». Срочную телефонограмму в Москву: «Волкодавы на базу!».
– А как ты, Стасик, думаешь, может он уже возвращался из города?
– В меня со средины беседы вселилась какая-то уверенность, я точно знал, что говорю: «Нет, он ехал в город».
– Почему ты так считаешь?
– Если бы он уже побывал в городе, то не задавал эти вопросы, он бы это уже знал.
– Можешь вспомнить, на какую сторону по движению поезда он спрыгнул?
– Он спрыгнул на левую сторону, здесь я показал рукой, Москва там, Ленинск там, дверь хлябала левая. Поезд уже подтягивался к перрону Казалинска, но еще было минут пять до остановки. За окном тянулись небольшие мазанки.
Высокий старлей и старший переглянулись: «Есть точка входа».
Тогда я не знал, что это значит, но все помню как вчера.
На прощание старший поблагодарил меня, сказал отцу, что такого сына надо слушать сразу, этому совету, надо сказать, он так и не внял. Предупредил, чтобы мы ни с кем, даже с мамой об этом не говорили и забыли обо всем этом. Уточнил, где я буду завтра. Я, как парень самостоятельный, собирался играть во дворе пока родители на работе.
– Нет, чем черт не шутит, пока бог спит. Давайте, Иван Михайлович, я выделю газик. Неизвестно к кому в городе он шел. Пусть Ваша супруга в ближайшие дни берет сына с собой на работу. Я договорюсь.
И обратился ко мне: «Ты молодец, скорее расти, хочется поработать вместе».
Больше я никогда с этими людьми не общался. Но за годы эти воспоминания не размылись, остались четкими. Я боролся за свой город и он существует и сейчас, а той страны нет.
Спустя многие десятилетия на вопрос этих ребят «Как ты прожил жизнь?», ответил бы: «Я рано ложился спать».
Хотя мне не говорили о дальнейших событиях тех дней, я почему-то знаю, что было дальше.
Вижу салон самолета, с десяток крепких ребят среди пассажиров, которые восприняли эту срочную командировку вначале с улыбкой. И как разгладились их улыбки когда командир экипажа передал старшему группы телефонограмму с подтверждением информации по незнакомцу при опросе жителей Казалинска.
