Глядя на него снизу, я кивнула. Похоже, лгать было бесполезно.
– Хочешь, чтобы я оставил тебя одну? – спросил он.
Поколебавшись, я отрицательно покачала головой.
Учитель тоже опустился на землю в нескольких футах от меня, вытянув свои длинные ноги. Под брюками проступили очертания коленей. Не сводя с меня взгляд, он наблюдал, как я вытираю глаза.
– Я не хотел тебе мешать. Заметил тебя из того окна и решил подойти поздороваться. – Он показал в сторону гуманитарного корпуса за нашими спинами. – Можно спросить, что тебя расстроило?
Я перевела дух, пытаясь найти слова, но через секунду покачала головой.
– Слишком сложно объяснить, – сказала я.
Потому что дело было не только в том, что мои стихи никуда не годились, и не в том, что я не могла выбрать место для занятий, не выбившись предварительно из сил. Это было более темное чувство – страх, что со мной что-то не так и я никогда не смогу стать нормальной.
Я думала, что мистер Стрейн сменит тему. Но он просто дожидался ответа, словно задал сложный вопрос на уроке. Конечно, объяснить сложно. Трудные вопросы и должны вызывать у тебя затруднения, Ванесса.
Я втянула в себя воздух и сказала:
– Это время года сводит меня с ума. Я чувствую, что вроде как мое время истекает. Как будто я понапрасну растрачиваю свою жизнь.
Мистер Стрейн моргнул. Я поняла, что он ожидал другого ответа.
– Растрачиваешь свою жизнь, – повторил он.
– Я знаю, что это бессмыслица.
– Неправда. Ты говоришь вполне разумные вещи. – Он оперся на ладони, поставив их за спиной, запрокинул голову. – Знаешь, будь ты моей ровесницей, я бы сказал, что у тебя, похоже, начинается кризис среднего возраста.
Он улыбнулся, и мое лицо поневоле последовало его примеру. Мистер Стрейн усмехнулся, я тоже усмехнулась.
– Мне показалось, ты что-то писала, – заметил он. – Получается что-то стоящее?
Я пожала плечами, не зная, хочу ли назвать свои потуги стоящими. Это казалось хвастовством. Не мне судить.
– Покажешь, что написала?
– Ни за что. – Я стиснула блокнот в руках, прижала к груди и заметила, что в глазах моего собеседника вспыхнула тревога, словно мое резкое движение его напугало. Я взяла себя в руки и добавила: – Просто я еще не закончила.
– Можно ли вообще закончить текст по-настоящему?
Похоже было на вопрос с подвохом. Секунду подумав, я сказала:
– Одни тексты могут быть более законченными, чем другие.
Он улыбнулся; мой ответ ему понравился.
– Так, может, покажешь мне что-то более законченное?
Я ослабила хватку и открыла блокнот. По большей части записи представляли собой полузаконченные стихи с вымаранными и переписанными строками. Пролистав недавние страницы, я нашла стихотворение, над которым работала уже пару недель. Оно было не закончено, но и не ужасно. Я отдала мистеру Стрейну блокнот, надеясь, что он не заметит закорючки на полях, ползущую вдоль корешка цветущую лозу.
Он осторожно держал блокнот обеими руками, и от одного вида моего блокнота в его ладонях по моему телу пробежала дрожь. Никто еще не прикасался к этим страницам, и уж тем более не читал, что там написано. Дочитав стихотворение, мистер Стрейн хмыкнул. Я ждала более определенной реакции, ждала, что он скажет, понравилось ему или нет, но он сказал только:
– Перечитаю еще раз.
Наконец он поднял взгляд:
– Ванесса, это чудесно.
Я громко выдохнула, начала смеяться.
– Как долго ты над ним работала? – спросил он.
