Моя возлюбленная сакура - страница 4



– Ой, заткнись, – огрызнулась на бесчувственного брата Мисаки, надув щеки, и затем пошла к лестнице на второй этаж.

– Эй, а поесть? – крикнул ей вдогонку Такаси.

– Не хочу.

– Ах, не хочешь? А у нас сегодня твои любимые морские улитки!

Морские улитки? Мисаки против воли застыла. Стоило только представить шкворчащих на гриле, запеченных вместе с раковиной морских улиток, как рот наполнился слюной. А еще соевым соусом их полить и свеженькими с самого пылу… Ух, вкуснотища! Живот заурчал.

– Так как? Будешь – не будешь?

Мисаки продержалась еще секунду, прежде чем ответить.

– Буду… – пробубнила она, присаживаясь рядом с Аяно.


– Вот и я, конечно, понимаю, что не права, и вообще мочку ему отрезала, и сама сказала, что на все готова. Но свидание?! Это против правил! – пожаловалась на сегодняшнюю трагедию Мисаки, осушая уже третью чашечку саке. Она твердо обещала себе в этот вечер не пить, поскольку знала, что иначе начнет жаловаться… Но после первой улиточки не удержалась.

Выслушав печальный рассказ, Такаси стукнул по разделочной доске кулачищем, похожим на бейсбольную перчатку.

– Уж не знаю, что он там за фотограф, но это ж какая наглость – так свидание выклянчивать! Да я сам ему мочки оторву!

Завсегдатаи согласно загалдели:

– Точно, этому порнографу надо уши отодрать и на фарш перекрутить!

Они дружно осушили бокалы в знак таинственной солидарности пьяных.

– Ну-ка, Мисаки, дай мне телефон этого с мочками! Я ему для симметрии правое ухо обкорнаю…

– Так! – гаркнула Аяно, со стуком складывая на стойку палочки. – Заткнулись все со своими мочками! Я, между прочим, ем вареные гёдза[6]! Понимаете?! Они чуть-чуть похожи на уши. Так что прекратили быстро… И вообще, хотите, чтобы Мисаки с работы вылетела?

– Но… – попытался возразить Такаси, поджимая губы, как обиженный ребенок.

– Лично я считаю, можно, – обратилась женщина уже к Мисаки.

– Что можно?

– На свидание сходить. А вдруг окажется хороший парень?

– Ты чё несешь! Ни за что! Он полный придурок!

Но Аяно не обратила внимания на вскинувшего ручищи Такаси и продолжила:

– Повеселись, раз выпала возможность!

– Ну не знаю, – откликнулась Мисаки, прихлебывая четвертую чашечку. – Он же наш клиент…

– А у вас есть какие-то правила на этот счет?

– Нет, но…

– Ты ж сто лет не ходила на свидания?

– Да, но…

– И ты, кажется, жаловалась, что новых людей не видишь. Это шанс, я тебе говорю!

– Ну какой же он «новый человек»…

Тут у Такаси лопнуло терпение, и он громко цокнул языком:

– Так, ну-ка завязывай! Тоже мне, военный стратег! А ты, Мисаки?! Новых людей ей подавай! А кто хотел себя с лучшей стороны показать? Или ты на работе ворон считаешь, потому что о мужиках думаешь?

Такого комментария Мисаки снести уже не смогла и впилась в брата взглядом:

– С дуба рухнул? Но любви-то все равно хочется, мне ж всего двадцать три!

– Вот и иди на свидание! – тут же наставила ее Аяно.

– Какое же это свидание?!

– А что тогда?

– Ну… – Девушка задумалась, подбирая слова, и осушила чашку. – Компенсация ущерба, вот!

И с этими словами она убежала на второй этаж.

Там они с братом жили. Слева от скрипучей лестницы располагалась гостиная, а дальше по коридору – кухня и ванная. В самом конце находились комнаты Такаси и Мисаки. На двоих им хватало места за глаза.

Девушка отодвинула неподатливую фусуму[7] и рухнула на кровать. Хотелось уснуть, не смывая макияж. Мисаки перевернулась в постели и уставилась на лампу под потолком. Комнату в свое время переделали на западный манер, но абажур менять не стали, и тот выбивался из интерьера. Глядя на флюоресцентную лампу в слегка пожелтевшем абажуре, девушка вздохнула.