Моя жизнь и мои путешествия. Том 1 - страница 27

Вот комнаты, где когда-то жил Наполеон. Его позолоченная постель украшена балдахином. Здесь все сделано из золота и серебра. И все осталось так, как оставил Наполеон.

Помимо комнат, сильное впечатление на меня произвели подземные и верхние переходы, прогулочные переходы, даже на стенах над колоннами.

А поляки интересуются каждой мелочью. Обо всём расспрашивают инвалида и вздыхают, и стонут по всякому поводу. Да полякам есть, о чём вздыхать и стонать, столько богатств попало в руки «Панове». Отнимая у них землю, их богатства, их лишают свободы, независимости и доводят до состояния рабства. Я им сильно сочувствую.

Вот я уже иду по лесу и вижу перед собой чудо за чудом. Греческий амфитеатр. Шумит лес, журчит река и поют птицы. Под открытой крышей находится театр, и, что еще более удивительно, большой театр находится на одном берегу реки, а круглый театр на сотни мест – на другом. Здесь часто играют легкие польские оперетты. Наверное, вечером в таком театре будет очень интересно.

Выйдя из Королевского парка, сразу замечаешь дворец Бельведер с большой статуей Аполлона. Это тоже королевский дворец, но он уже не так интересен, и я прошёл его быстро.

На обратном пути я остановился возле Варшавского университета. Проходя мимо, я заметил гимназию, музей и библиотеку.

Я спустился к входу и почувствовал себя так, словно попал из Европы в Азию. Мне открылся новый мир. Мир, полный бед, страданий, невзгод, голода, пьянства. Маленькие узкие, извилистые переулки с очень старыми домами, которые выглядят так, словно разваливаются. Я видел дыры и трещины во многих стенах. Дыры вместо дверей, камни вместо лестниц. Окна маленькие и часто разбитые, чем-то заколоченные. Странные гравийные дороги, старые деревянные лестницы. Все комнаты забиты. Люди здесь живут очень тесно. В коридорах сыро и грязно, воняет. Люди здесь носят тюрбаны и часто здороваются с жильцами. В подвалах расположено множество грязных магазинов, старых темных комнат, а также ресторанов и кофеен…

Здесь процветает варшавская бедность. Преступный мир Варшавы. Оттуда я перешел в еврейскую нищету, на улицу Смоча. Десятки переулков в нищете, тесноте, грязи, спертом воздухе, голоде, нужде, депрессии. Евреи в трансе, женщинам нечем кормить детей, а дети на улице бледные, злые и с такими странными глазами.

Я думаю, что у большого города есть свои хорошие стороны, но есть и темные места. А вопиющая бедность – это самое страшное. Самое черное пятно на ткани великого города. Только в большом городе можно рисовать в одном районе – красивые Иерусалимские аллеи, а в другом – бедную и грязную улицу Смоча.

Когда я приехал в Варшаву в 1895 году, среди евреев и особенно среди еврейских рабочих не было ни национального, ни социалистического движения. Были социалистические польские группы, в которых были и евреи, но на общей еврейской улице о них не было слышно. Евреи были организованы только в общине (гмине) и частично вокруг хасидских раввинов. Варшавские евреи были разделены на немцев (реформаторов), хасидов и литваков. У первых была своя синагога, свой проповедник, своя библиотека и свои отдельные религиозные школы. Раньше они получали современное европейское образование в частных или государственных школах. Они считали польский своим родным языком, Польшу своим отечеством, а себя считали поляками «веры Моисеевой» … Одевались они совершенно по-европейски. Их главной целью было вести себя таким образом, чтобы евреев в них ни при каких обстоятельствах не узнавали. И хотя по численности они представляли незначительное меньшинство, ни в коем случае не более пяти процентов, тем не менее, благодаря своей «европейскости» и образованности, для широкой публики они фактически были официальными представителями всех евреев в Варшаве, а значит, и во всей Польше. Подавляющее большинство варшавских евреев составляли хасиды, они группировались вокруг различных раввинов. У них были свои отдельные синагоги. Их образование было чисто религиозным, язык – идиш с польским акцентом, они считали себя именно евреями. Они были очень набожны, даже фанатичны, и в общем смысле очень отсталые – хотя в те времена современные ветры уже начали дуть. На горизонте еврейской Варшавы начали работать Слонимский