– Да, да.
– Тебе что-нибудь нужно? – Он окинул меня взглядом. – Э-э… униформа или вроде того?
Когда я находилась рядом с братьями, папа вел себя абсолютно нормально, но стоило ему застать меня одну, он становился совершенно несуразным. И разговоры протекали мучительно тяжело. Навсегда запомню, как однажды – в мои тринадцать – папа обратился ко мне. Бисеринки пота украшали его верхнюю губу. «Чарли, – произнес он, – Кэрол с моей работы сказала, что тебе нужен лифчик». Папа сказал это так быстро, что я едва его поняла. А затем мы оба покраснели. «Могу сводить тебя по магазинам, – добавил он. – Думаю, там есть отделы, где тебе помогут подобрать… белье». Все еще краснея, я уверила его, что у меня уже есть лифчик. Годом ранее, переодеваясь на физкультуру, я заметила, что лифчики были у всех, кроме меня. Тогда я сказала папе, что мне нужны деньги на бутсы, а сама купила бюстгальтер. Бывали времена, когда я ужасно тосковала по маме, хотя даже не знала ее.
– Линда, моя начальница, поможет мне с одеждой.
Он облегченно кивнул:
– Хорошо, хорошо. – Затем притянул меня в свои редкие объятия. – Я тобой горжусь.
Папа был очень высоким, поэтому моя щека прижалась к его груди. От него пахло коричной жвачкой.
– Не драматизируй. Это всего лишь восемь часов в неделю.
– Я тоже тобой горжусь, – сказал Гейдж, обнимая нас и заваливая на диван.
– Гейдж, – проворчал папа, выбираясь из-под нас и вставая.
Тут же заняв место папы, Гейдж обхватил меня одной рукой за шею, второй под коленкой и принялся сгибать пополам. Я начала извиваться, пытаясь выбраться.
– Сдавайся, – приказал брат.
– Ничего не сломайте, – уходя, бросил папа. – О, и мои поздравления, Чарли.
– Спасибо, – проквакала я, точно лягушонок Кермит, поскольку моя шея была немного изогнута.
Я сильно ущипнула Гейджа за бок, он вскрикнул, но не отпустил меня. Я извивалась, брыкалась, пиналась и даже не поскупилась на укусы – все впустую. Братья всегда называли меня мухлевщицей, когда я кусалась, но у них мышцы были раза в два больше моих, так что мне пришлось найти способ как-то уровнять шансы.
– Сдавайся, – вновь приказал Гейдж.
Я оттолкнулась свободной ногой от пола и почти столкнула нас с дивана, но Гейдж сразу вернул меня на место:
– Чарли, упрямый ребенок, просто признай поражение, и я тебя отпущу.
В ответ я сдавила его шею, но он, захрипев, оттащил мою руку и сжал ее.
Хлопнула входная дверь.
– Привет, ребята, – поздоровался Брейден.
Гейдж посмотрел на него, отвлекаясь, и я, выдернув ногу из захвата, коленом пнула брата в живот. Он рухнул на диван, я запрыгнула сверху и прижала его лицо к подушке.
– Ты безжалостна, – произнес он.
– И научилась этому у тебя! – Я отпустила его и встала. – Привет, Брейден. Как прошел день рождения твоей мамы?
– Как всегда, как всегда.
Я наклонила голову в надежде узнать подробности. Брейден был единственным ребенком, поэтому всегда был в центре внимания… и заложником ожиданий. Иногда мне казалось, что он так часто приходил к нам, чтобы погрузиться в хаос. Исчезнуть. Я не сводила с него взгляд, но он больше не добавил и слова. Просто взял со столика пульт и включил телевизор:
– Я думал, вы будете смотреть игру Высшей лиги.
– Ой! Сколько времени? – Я посмотрела на часы на DVD-плеере. – Черт! Уже прошла половина матча. – И плюхнулась на диван.
Звуки игры словно выманили братьев из своих укрытий, и вскоре в гостиной было полно народу. Журнальный столик был завален открытыми банками с содовой и чипсами, и все кричали на телевизор. В нашем доме не было любимого вида спорта. Нам нравилось все.
