И я утвердил ему в качестве оператора ЭВМ чеченку. Он снова возмутился. Возмущался он до тех пор, пока его лаборатория не превратилась в многонациональное образование. Однажды он явился ко мне в кабинет и заявил:
– Вы, Шаров, антисемит.
– Это что это? – говорю. – Тебе что, Советский Союз не нравится, как воплощение дружбы народов разных национальностей, культур и вероисповедания?
– Вы, товарищ Шаров, против моей национальности, поэтому и антисемит.
– Послушай, Евгений, извини, но я не знаю точной формулировки, что такое антисемит, но сдается мне, что не я, назначивший тебя начальником лаборатории, а ты, собирающий команду по национальному признаку, и есть этот самый антисемит. Что же касается меня, то для меня – и я повторил ему слова о моем отношении к эфиопам – хороший эфиоп тот, кто хорошо работает, а плохой – тот, кто плохо работает.
Этот черный кот с вытаращенными глазами выскочил из-за ближайшего угла с явным намерением перебежать нам дорогу в самый торжественный момент, когда мы, наконец, собрали последние шмотки, выстроились по росту: я – папа, дочка Леночка одиннадцати лет и мама. Я последний раз проверил, выключен ли газ, мама последний раз выругала меня за это идиотом-перестраховщиком, заперли на все запоры дверь. Я три раза проверил, заперта ли дверь, мама еще раз обругала меня перестраховщиком. Нагрузились вещами: на меня взвалили здоровый рюкзак и два здоровых чемодана, на маму – сумочку, на Леночку – помогать маме, и двинулись вперед.
Впереди маячила самолетная прогулка в Симферополь, затем Анапа и конечный пункт – Геленджик. А там море, дельфины, и спи сколько угодно, поскольку отдых семейный. В кармане три путевки в гостиницу «Солнечная», где нам принадлежит на ближайшие двадцать дней номер на троих, трехразовое питание. А также предстоит ожесточенная борьба между мамой и папой по вопросу: нырнуть Леночке с маской и ластами на полметра в морскую глубь или болтаться на поверхности в соседстве с взбаламученными отбросами цивилизации в виде мусора.
Итак, вперед! А впереди… этот самый черный кот с вытаращенными глазами. Мама уронила сумочку. Леночка стала ее успокаивать. Я бросил чемоданы и рванулся наперерез коту. Не тут-то было. Кот, как будто чувствуя, что с рюкзаком за спиной я далеко не убегу, не обращая внимания на мое спортивное прошлое, задрал хвост и бесстрашно перебежал нам дорогу. «Наглец!» – решил я, бросился за ним и… поскользнулся.
– Что с тобой? – спросила мама, когда я поднимался, покряхтывая.
– Вляпался, – говорю, – во что-то.
Собственно, я знал, во что. Просто говорить было неудобно. Настроение было испорчено. Надо отмываться, а отмываться уже некогда. Пошли дальше. В аэропорту нормальная погода, но наш вылет, конечно, задерживается. Все летят, а мы нет. Из-за неприбытия самолета. Я-то знаю, из-за чего. Из-за этого паршивого кота! У нас с сегодняшнего дня путевка горит, нам сейчас положено под южным солнцем загар приобретать, а мы в аэропорту загораем, ждем отбытия из-за неприбытия.
Наконец отбываем. Я свои вещи сдал, а сумку с собой. Мне мама хозяйственную сумку с продуктами всучила. У всех все в порядке, а когда я подошел, женщина-контролер нюх навострила, И чем это я ее внимание привлек? Я, конечно, догадываюсь – кот виноват. Но молчу. А женщина тем временем что-то ищет в моей сумке. Нашла! Початую бутылку водки.
