Мозаика жизни заурядного человека. Часть вторая. Крутые повороты - страница 6



В Тбилиси 40 градусов жары. Изнываю. Уговорил кассиршу продать мне билет до Зестафоне, а там рядом и Сачхере, где отдыхают моя жена и чадо. Вагон пустой, окна без стекол, проводника нет. Естественно, нет и постельных принадлежностей. Страшно устал. Лег как есть и заснул. Проснулся от страшного холода. Оказывается, едем через перевал. Из плюс сорока да в нулевую температуру. Левая нога не разгибается. Больно. Покраснело. Растет какой-то фурункул. Кое-как доскакал до такси и… в Сачхере. Пока добирался, у Леночки все прошло.

Оказывается, она, такая любознательная, взяла да и понюхала там какой-то цветочек. А нюхать его было никак низзя. Вот у ней и пошли волдыри по телу. Так объяснила заведующая по хозяйству пансионата – черная грузинка средних лет – по совместительству выполнявшая функцию врача. Моя Галочка не поверила корифею медицинской науки, решив, что Леночка что-то там съела, и потребовала для своего ребенка клизму и укол от температуры. Клизму искали всем персоналом пансионата. Нашли. Шприц не нашли.

Когда я приехал, Галочка вычистила клизмой внутренности Леночки. Этого оказалось достаточно. Леночка выздоровела. Пришлось преодолеть удивление и неудовольствие кухонного персонала и потребовать исключить острый перец из ингредиентов пищевого рациона детей. Доморощенный врач долго еще после этого долдонила, что острый перец – это грузинский шоколад, но русские отдыхающие этого никак не понимали и все после обеда хватались за животы. Так или иначе, проблема, под нажимом отдыхающих, была решена, и в рационе вместо харчо и чахохбили появились щи, борщи и котлеты. Что касается меня, то я с удовольствием уплетал местную, экзотическую для нас, пищу, съедая в день по две головки чеснока.

А нога болела. За игрой в бильярд я познакомился с молодым парнем, отдыхающим в пансионате с женой и ребенком.

– Астахов – представился он мне.

Потом оказалось, что это довольно известная личность, поскольку он оказался призером Европейского первенства боксеров в одной из средних весовых категорий. Кроме того, он оказался еще и врачом-хирургом по профессии. Показывая ему свою левую полусогнутую ногу с большой шишкой на внешней стороне бедра, я попросил его:

– Слушай, давай взрежем этот фурункул, надоел проклятый. Вон, на гору бы залезть или хотя бы станцевать с женой вечером. Хожу как инвалид.

Хирург отнекивался, отшучивался, на зарядку бегал без меня, а я вынужден был довольствоваться сражениями в бильярд под коротким названием «Ударим по шарам!». Было, правда, еще одно удовольствие: употребить хорошего грузинского вина под сдобренный специями шашлычок.

Однажды какой-то любитель спорта пригласил моего звездатого товарища выпить своего вина. Тот, конечно, потащил с собой и меня. Пришли. Хозяин извлек бурдюк вина, поставил на стол три пивные кружки и стал разливать в них это самое вино. Выпили по кружке. Хозяин налил еще. В это время, узнав о нашем застолье, в комнату ввалился огромного роста участковый милиционер. Меня поразило не то, что он был выше двух метров ростом, а то, что в ширину он был почти такой же, а лица у него было столько, что в обыкновенное ведро его голова наверняка бы не влезла. Налитая ему кружка вина была опрокинута внутрь, как будто без единого глотка. Естественно, день-то был жаркий. Сколько раз хозяин наливал наши кружки, я уже не помнил. Единственно, что зафиксировала память, это то, что огромный многолитровый бурдюк был выпит нами как «Бермудский треугольник» из песни Высоцкого. Еще я обратил внимание, что, несмотря на сгустившуюся темноту – (а была уже ночь) – можно было вполне выключить лампочку, так как лицо нашего блюстителя величиной порядка с абажур излучало столько инфракрасного света, что могло вполне конкурировать с люстрой, освещавшей нашу скромную трапезу.