Истинные арийцы! Губёнки раскатали, глазёнки замаслились, слюнки на лестницу ручьём потекли. Ну как же! Коньячку-то пообещали! А там и до кроватки недалеко. Куда ж она потом денется? От таких-то красавцев! Саквояж друг у друга вырывают, перед «Феей» дверку в подъезд распахивают, под локоток поддерживают.
Семнадцатый и восемнадцатый, бараны. Даже за оружие схватиться не успели. Ох, как недаром я всех своих «пионеров» год тренировал работать одновременно двумя ножами. Точно мы, мужики, думать не умеем, вернее, не той головой думаем. Впрочем, я тоже на такую «Фею» повёлся бы. И сложили их в квартире полковника, которого этой же ночью задавили вместе со всей прислугой. Эти польские евреи такие звери!
За прошедшие десять дней прямо мор прошёлся по городу. Лавочники и владельцы магазинов, парикмахеры, бреющие офицеров, и сами офицеры. Попал под горячую руку бандитам. Бывает. Понятно, что в магазинах и лавочках тоже были немцы или полицаи? Или надо разжёвывать? Нет, не ради убийства, а ради разведки, и это не мы с «Сержем» и «Феей», это группа поддержки.
Зачем? А как я установлю, есть ли наблюдение за нашим гестаповским умельцем и людьми Елагина? Или я должен поверить Елагину на слово? Может, мне подойти к парикмахеру и в лоб спросить: «Не видели ли вы здесь агентов гестапо?» А вот так никто не ждёт. Это бандиты, а не партизаны. Оружие мы с трупов не берём, только документы, часы с портсигарами и деньги, но любой агент, любое наблюдение вскинется и всполошится. А если и наблюдаемого так же зарезали? И побегут проверять. В это время мы с «Сержем» наблюдали. И с «Феей».
«Фея» блистала везде и во всём. И в чёрном эсэсовском мундире, и в серой полицейской форме, и в нарядном платье с ажурной сумочкой в руке. И убивала. Каждый день по несколько упырей. Ножами. Лёгкими, изящными, остро наточенными ножами, с любовью сделанными руками старых еврейских мастеров.
Группа поддержки заколебалась трупы за ней убирать. Надо ведь так заныкать, чтобы сразу найти не смогли. Как только ребята не исхитрялись. И закапывали, и топили, и в подвалы ныкали, и в канализацию убирали. Да и сами они от «Феи» не сильно отставали. Грузовик же под задницей. Приберут за «Феей» трупешник, по пути ещё пару полицаев прихлопнут и в сарае в пригороде закопают или в подвале разбомблённого дома кирпичами закидают. Мы с «Сержем» не запрещали. То, что эти люди перенесли в концлагере, осмыслению не поддаётся. Лишь бы делу не мешала эта самодеятельность.
К человеку Елагина я всё же зашёл. С «Феей». Толстый, рыжий, хромающий на правую ногу увалень в пальто, шляпе и с тростью. С юной воздушной барышней в лёгоньком пальтишке, туфельках и в здоровой шляпе, которую норовил сорвать порывистый осенний ветер. Вот такой вот поразительный контраст.
«Ну и зачем этому уроду такая красотка? Что она в нём нашла?»
«Деньги, господа! Только деньги, и ничего больше». Рыжий прямо сочился деньгами и властью.
«И зашли они в антикварную лавку явно не просто так. Сейчас она его раскрутит на дорогущую безделушку, которая ей совершенно не нужна».
– Что вам угодно, господа? – склонил голову в поклоне пожилой худощавый хозяин.
– У вас продаётся славянский шкаф? Данила Кириллович очень рекомендовал именно ваш шкаф. Нет, не надо закрывать магазин. Сколько стоит вот эта вещица? Отлично! Дорогая, тебе очень идёт. Сдачи не надо. Увидите нашего общего друга, кланяйтесь. Всего вам доброго.
